Кормили неплохо, да и работа была не особо тяжелой. Наша троица старательно таскала и вываливала содержимое бесчисленных ящиков на транспортерную ленту. Горы томатов уносились в чрево яростно лязгавшей и брызжущей соком машины. Тут консервировали лютеницу, гювеч или пасту. Посвящение в традиционный для завода уклад мы прошли до обеда.
Другари, бягайте бырзо при нас! махнула рукой пара красноносых «братушек».
У нас такой жест означал бы «валите нахер отсюда», но тут же всё через жопу. К счастью, уже разобрались, что взмах ладонью от себя был приглашением. Переглянувшись, мы подошли.
Заговорщицки подмигнув, болгарин достал бутыль с жидкостью классически молочного света. Второй протянул большой красный перец и помидор, коих вокруг было навалом.
Вот это по-нашему! одобрительно крякнул Ванек. Самогон?
Лунна светлина! покачали они головой. Ракия! Това твое.
Я осторожно понюхал стакан и поморщился. Пахло мерзейше. Похоже, на помидорных кожурках, благо их тьма. Показал большой палец, с трудом сыграв чистый восторг.
За приятелство, братство и всичко добро! подняли стаканы.
Сделав пару осторожных глотков, братушки удовлетворенно чмокнули, показывая, насколько элитарен продукт. Но мы-то, как водится, опрокинули махом.
Возникшее у меня ощущения можно лишь пережить, описать их нельзя. Чистый спирт был бы кратно приятней. Дело не в градусе. Как мне представляется, это вкус ацетона.
Мы едва не схватились за горло, из глаз брызнули слезы. Не вздохнуть. Реакция организма
была предсказуемой. Он пытался немедленно извергнуть наружу эту мутную дрянь. Спасла только гордость. Мы ж русские люди!
Ооо переглянулись болгары. Много добре. Хайде да работим заедно! Яки момчета!
Экзамен на дружбу народов прошли, и по плечу уважительно хлопнули. По работе к нам не докапывались, только нужна ли мне такая работа? На пару тряпок зарплаты, наверное, хватит. Долги дома, допустим, отдам, но амбиции уже намного дальше и выше.
Когда Лешка с гордостью показал нам купюру в сто баксов, мы с Ванькой благоговейно ее подержали в руках. В ней искушающий символ всей капиталистической мощи. Ее сердце, топливо и священный алтарь, куда все кладут жизни и души. Та сермяжная правда, что стоит за мотивом и действием людей там и тут, прямо в этой бледно-зеленой бумажке.
С детской наивностью решили сбыть свою контрабанду в первый же день. Надо успеть собрать самые сливки. А кому можно продать пару банок растворимого кофе? Конечно, бармену.
Примерную цену Лешка уже подсказал, и после работы мы с Ванькой побежали по барам. Их в городке с десятитысячным населением было аж два. Предвкушая барыш, влетели в ближайший. С гордостью поставили свои драгоценные банки на стойку. Вот первый камень в фундаменте грядущих богатств! Сфотографировать бы их для истории!
Колко искаш? скользнул бармен взглядом по нашим сияющим лицам.
Почувствовав отсутствие его интереса, я нервно вспотел. А услышав встречное предложение, потерял и дар речи. Если перевести на рубли, будет меньше, чем брали. Тот еще бизнес.
Увидев, как мы возмутились, болгарин усмехнулся в усы и открыл шкаф за стойкой. Две полки забиты такими же банками с кофе. Их ему хватит на несколько лет. Здесь столько не выпьют.
Кто-то нас опередил и подставил. Но как? Толик на фабрике, потом все на ужин. Мы летели сюда как на крыльях!
Через секунду дошло. В этом сезоне наш стройотряд тут не первый! Мы же сменили кого-то. Значит, второй бар можно уже не искать. Там столько же будет.
Разочарованные и злые, мы забрали никому не нужный кофе. Товар, наверное, у всех одинаков. С часами получится та же история. Городок перенасыщен, а я разорен. Горечь поражения уснуть не давала. «Всё, что нажито непосильным трудом». Потрясение оказалось слишком серьезным.
Раздраженный, решил прогуляться, но, пытаясь встать, стукнулся лбом обо что-то. Не видно здесь ни черта. И почему вдруг так тесно?
Я что, в ящике? Но нет же, в гробу! Меня похоронили вживую!
Запаниковав, ударил руками, сорвав с него крышку. Она упала на пол, а я, наконец, понял, что сплю. Вспомнил направление к лестнице и метнулся туда, сбив еще что-то. Взлетел по ступеням и открыл люк, подняв на крыло ту же мышиную стаю.
Снаружи был день, но сквозь листву солнца не видно. На травинках роса, скорее всего, утро.
Какого черта очнулся в гробу? А если б хозяин пришел? Нашел тоже место
В уме мелькнула нехорошая мысль, и я потрогал языком свои зубы. Клыков вроде нет, но они могут вылезти позже. В популярных хоррорах, как правило, прорезаются уже при атаке. Успокаивало то, что крови мне сейчас не хотелось. Да и дневной свет не жжет. То есть, уже не вампир, а что-то другое. Но кто еще в гробах засыпает? Как угораздило в собственном сне превратиться в какую-то нечисть?
Найдя лампу, вновь спустился в подвал, чтобы обыскать это логово. Мое или нет? Раз спал в гробу, значит, хозяин. А может спрятался там от кого-то. Здесь много змей, мышей, насекомых.
Я провозился пару часов, обшаривая каждый угол избушки. Тщательный обыск ничего мне не дал. Ни поясняющих книг, ни записок. Советов, инструкций, подсказок никто не оставил. А ведь уважающий себя монстр и маньяк первым делом мастерит доску с коллажем. На нем вырезки из газетных статей и непременно красные стрелочки, раскрывающие стратегический замысел. Иначе кто постигнет его глубину? Жертвам, зрителю и протагонисту всё должно быть понятно. Их, кстати, еще надо найти. Они где-нибудь рядом.