Собачий лай был совсем рядом. Две овчарки выкатились из черноты ельника и, обогнув гривку кустов, летели прямо на Богданова. Он знал, что это обученные злобные собаки, и заранее достал парабеллум. Одну овчарку он срезал очередью из автомата, а вторую успел только ранить, и она молниеносно схватила его за запястье, тяжело навалилась на спину. Закрывая лицо, Богданов рывком перевернулся, три раза подряд выстрелил в упор. Овчарка заскулила, клубком покатилась по снегу.
Показались немцы. Они стали обходить Богданова с двух сторон.
А-а-а-а, суки! кричал Леня и, прижимая кровоточащей рукой приклад, бил по фашистам, поворачивая ствол то влево, то вправо.
Эй ты, сдавайся! сложив рупором ладони, заорал один из полицаев. Сдавайся, ничего тебе не будет!
Фашисты пытались взять партизана живьем. Их было около тридцати человек. Но не подпустил их к себе Леня Богданов. Оборонялся он долго. Короткий декабрьский день клонился уже к закату. Опускались над землей сумерки. Леня потерял много крови. Автомат был пуст. Положив беспомощную левую руку на снег, он стрелял с нее, как с упора, из парабеллума. Немцы орали, подгоняя полицаев.
Богданов вынул обойму. Она была пуста. Последний патрон был уже в патроннике. Леня посмотрел на лес. Там, за Желчой, партизанская база, Пулово, его родина, мать, десятилетняя сестренка Таня
Фашисты, видимо, не слышали последнего его выстрела. Они подошли к партизану уже в темноте, посветили фонариком. Леня лежал вниз лицом, как бы целуя землю. У виска его, в посиневшей руке был намертво сжат пистолет, обрызганный кровью.
Перед новым годом фашисты стали укреплять гарнизоны в Бызьве, Блонске и Сорокиной Горе. Все эти селения стояли на основных дорогах, ведущих к Ленинграду и Пскову, треугольником окружили партизанские базы в Сороковом бору.
В красивое село Блонск дополнительно пришла усиленная рота, сформированная в основном из предателей, бывших наших военнопленных. Каратели были одеты в немецкую форму, хорошо вооружены. В казармы они превратили школу, интернат, детские ясли и несколько прилегающих к школе домов. На весь гарнизон было всего восемь немцев: щеголеватый молодой лейтенант Отто, врач Курт, радист, повар, фельдфебель и четыре обер-ефрейтора.
Немцы держались особняком. Они только отдавали распоряжения и следили за порядком. У карателей были свои командиры: сержанты, старшины. Они командовали по-русски и пользовались, по всей видимости, уставными положениями нашей армии. Жители по утрам слышали знакомое «Становись», «Равняйсь», «Смирно» и первое время не могли привыкнуть к тому, что эти говорящие на русском и украинском языках люди враги, каратели, убийцы
Ко всему русскому лейтенант Отто относился брезгливо. Когда на кухню потребовалась судомойка, он сам лично, не доверяя доктору, осматривал девушек, которых привели полицаи. Не снимая черных перчаток, лейтенант брал девушек за подбородок, заставлял раскрывать рот, смотрел в ушах, в голове. И делал все это медленно, с показным выражением гадливости, словно прикасался к огромным зеленым жабам.
Любаша Платонова, белокурая рослая хохотушка, пройдя этот «конкурс», прибежала на мельницу к Нине Минковской и Маше Бушиной, пожаловалась:
Девочки, погибаю! В волчью стаю попала, родненькие! На медкомиссии была потеха! Хотела этому чахоточному Гансику в ухо влепить, да маму жалко
Ты, Любка, не дури, должность твоя пригодится.
Вас бы на мое место! Каждая зараза ущипнуть норовит. Воды одной сорок ведер надо, полы скребу два раза на день. Повар к котлам
меня и не подпускает, боится, видно, что отравлю их, гадов. А надо бы отравить
Первое время каратели никуда не выезжали, отдыхали, видно, с дороги, мылись в бане. Казни они начали со своей деревни, где жили. По чьему-то злому доносу за связь с партизанами были арестованы братья Соловьевы, Иван и Василий, Виктор Иванов и Федор Тарасович Бушин, отец комсомолки Маши Бушиной.
В воскресенье полицаи согнали к школе народ. Согнали и взрослых и детей, стариков немощных, окружили плотным кольцом. На перекладине школьных ворот люди увидели четыре петли. Под петлями стояли табуретки. Буквой «П» были выстроены каратели. Заложив руки назад, расхаживал перед строем лейтенант.
Вывели из конюшни заключенных. Их трудно было узнать: так, допрашивая, избили колхозников каратели. Федор Тарасович Бушин, без шапки, босой, придерживал за руку Витю Иванова. Снег подтаивал под его голыми ступнями. Он старался поднять голову Иванову: посмотри, мол, на людей, простись, но Витя висел на руке Бушина безжизненно. Братья Соловьевы держались бодро. Они стояли обнявшись, искали в толпе родных и знакомых
Мертвые висели целую неделю. Лейтенант сфотографировал их с разных сторон. Когда дул ветер, трупы раскачивались, закостенело били друг о друга. Жители боялись показываться возле ворот.
По ночам на деревенской улице слышались шаги патрульных. Патрули ходили парами, перекликались, ломились в двери домов, требовали самогонки.
В темное время каратели выезжали на погромы редко. Тревога в роте чаще всего объявлялась по утрам. Выходил от радиста лейтенант Отто, подавал команду, хватая оружие, выкатывались во двор солдаты, строились у ворот