Я стрелой спикировал, целя клювом Латифу в грудь. От неожиданности Латиф снова взвизгнул, точно баба, замахал руками и с грохотом вывалился из седла вместе с клеткой.
По шелковой рубахе быстро расползалась кровь. Латиф тут же вскочил, но я, не давая ему опомниться окончательно, клюнул его в голову.
Паршивая птица! визжал Латиф, в панике махая руками.
Я же продолжал когтями и клювом наносить ему удар за ударом.
Довольно скоро Латиф все-таки совладал со своей паникой. Пространство вокруг него заискрилось. Меня, как будто током шибануло и отшвырнуло в сторону.
Я упал на землю. У меня, окончательно обессиленного, возник выбор, кем умереть, человеком или птицей. Я всё же выбрал человека. Человек из сокола проявлялся на этот раз медленно, мучительно. Я почувствовал все прелести трансформации тела от и до. Ослабленный, почти слепой и абсолютно голый, я лежал у ног Латифа. Я ненавидел это унизительное мгновение всеми фибрами души.
Латиф мог бы меня сейчас просто быстро убить, и дело было бы сделано. Но он совершил постоянную ошибку тупых злодеев всех голливудских фильмов девяностых не сделал этого сразу. Думая, что теперь я в полной его власти он попытался ткнуть меня носком сапога.
Мои руки сделали отработанный до автоматизма прием почти бессознательно. Ведь когда-то я был каким-никаким, но офицером. Хрустнула вывернутая из сустава нога. Латиф с воплями повалился на землю рядом со мной.
Я заполз на него и, вспомнив еще один действенный приём из прошлого, стал выдавливать твари глаза. Однако Латиф всё же переборов меня, отвёл мои руки, спасая свои зенки. Тогда я со всей силы ударил ему по окровавленной роже раз-другой, чувствуя, что на третий раз тьма поглотит меня окончательно. Та тьма, из которой больше уже не вернуться.
Я скатился с Латифа. Отстранено заметил, что туман начинает рассеиваться и теряет былую непроницаемость. Я увидел неподалеку клетку с чудо-птицей. Она глядела на меня своими бусинками глаз. Глядела в самую душу, почти с человеческой осознанностью, как будто даже с жалостью. Она словно понимала, как мне сейчас хреново.
Глазика у нее было-таки два, я сумел тогда в шатре восстановить ей выжженный Латифом глаз. И это маленькое, невесть какое достижение, неожиданно меня как-то согрело
А рядом со стонами и стенаниями приходил в себя Латиф. Я же не мог даже пальцем пошевелить. И дыхание вырывалось из легких затруднённо и с хрипами.
Эрик! Эрик! Где ты как нельзя кстати раздался неподалеку голос Томаша.
Успеет ли? Ввряд ли Пусть не меня, но эту дивную птицу спасет
Я набрал в легкие как можно больше воздуха, и тут же всё тело скололо, сдавило судорогой, и в глазах потемнело.
Сюда! Мы здесь! из последних сил крикнул я.
Между тем Латиф встал на корточки. Затем во весь рост. С ненавистью посмотрел на меня. Один глаз мне всё же удалось здорово повредить, и из него сочилась кровь. В мроте еще несколько мгновений боролись желание меня добить и страх передо мной. Страх победил.
Латиф сплюнул и развернулся ко мне спиной, и не тратя больше времени, торопливо похромал к клетке. Схватил чудо-птицу, которая испуганно забилась и зачирикала. Латиф сердито тряхнул клетку так, что птица ударилась о прутья и затихла.
Латиф попытался взобраться на коня, что ему со сломанной ногой сразу не удавалось и только после нескольких попыток он смог оказаться на коне. Взобравшись, он самодовольно ухмыльнулся. И так и застыл с этим выражением на лице.
На этот раз копье Томаша пробило грудь Латифа ровно посередине и он рухнул с коня навзничь.
Я с облегчением почувствовал, что тварь мертва.
Томаш спешился, вынул из бездыханного тела копье и стал старательно вытирать его о траву.
Прости, сокол, но я не мог его пощадить! тихо сказал Томаш. Он нарушил все законы Триликого и Аве.
Признаться, я даже позавидовал Томашу. Он мог просто взять и прикончить такого вот гада. А я не мог, так как рисковал лишиться своей силы.
Спасибо, что сделал то, чего не смог сделать я, ответил я, превозмогая
боль. Воды. Смертельно хочется пить.
Томаш присел возле меня на колени и, осторожно приподняв мне голову, дал сделать пару глотков. Но даже пить мне было больно.
Надо Выпусти птицу на волю, хрипло попросил я Томаша находясь уже в полубессознательном состоянии.
Томаш не расслышал, и мне пришлось повторить ещё раз, отчего я закашлялся, выплевывая сгустки крови.
Томаш, наконец-то, вёе понял, кивнул и пошёл к клетке.
А я, между тем, подумал о том, каким образом мы будем возвращаться обратно к лагерю мротов. Я не то, что держаться в седле, я встать не мог. Боролся с наползающей темнотой из последних сил. Ну, допустим, погрузит меня Томаш, как мешок с картошкой, на лошадь
Мысли были спутанные невнятные. Там в этом лагере ещё столько людей, которым требуется моя помощь и защита. Я вспомнил мужиков на кольях, изуродованных девушек, избитых плетьми женщин. Их нужно было уводить, их нужно было исцелять.
Сердце у меня сжалось. На миг я почувствовал себя простаком, обменявшим деньги на волшебные бобы. Ведь я мог спасти несколько человеческих жизней, а вместо этого спас пичугу. Не совсем равноценный обмен. Хотя я и чувствовал, что эта пичуга какая-то особенная и стоит этих жертв, но разум говорил другое.