Он витиевато выругался.
К тому времени, когда была сделана последняя эта фотография, ее зубы были уже в идеальном состоянии. Конечно. После происшествия с проклятием новую улыбку Грейнджер можно было назвать красивой А вот и шестой курс вот она на фотографии Гриффиндора, празднующего победу в кубке по квиддичу. Только Гермиона не улыбалась, а выглядела грустной. Ее лицо утратило детскую округлость, линия подбородка заострилась, уголки губ стали печальнее. Так или иначе, несмотря на наряды всех элегантных и сногсшибательных женщин на сегодняшней рождественской вечеринке, неулыбчивость Грейнджер на старой фотографии была самым прекрасным, что Драко видел за весь вечер. Он провел пальцем по линии ее щеки, наблюдая, как она приподнимает подбородок, без особого энтузиазма позируя для школьного ежегодника.
Его сердце забилось так сильно, что он прикрыл его рукой, отодвигаясь от стола и страниц, на которых было запечатлено лицо Психеи. Все лицо целиком рот, нос, а теперь и глаза.
.
--------------------
Примечания:
Если не жалко, поставьте, пожалуйста, лайк ))) Лето действует не только на меня, и порой кажется, что фикбук стал необитаем )))
Заглядывайте в ТГ, ссылка в профиле )
Глава 7. Раны
Гермиона встала с кровати Гарри. Он перестал бредить
несколько часов назад и недавно прекратил плакать. Она не хотела, чтобы друг проснулся после нападения змеи и обнаружил, что его руки и ноги окаменели и приросли к койке, но все равно подождала еще немного, прежде чем снять все заклинания. Пока Поттер был спокоен, спал и не требовал от нее ответов, Грейнджер воспользовалась моментом и вышла из палатки. Рассвет еще не начался, но небо было уже тускло-голубым, а не чернильно-черным. Полная луна стояла низко над горизонтом.
Гермиона посмотрела на руку, сжимающую единственную палочку, которая осталась у них двоих после того, как Гарри, захваченный Волдемортом, сломал свою. Она вздрогнула. Не было необходимости говорить Поттеру, что он сделал это сам; Грейнджер вообще решила, что опишет произошедшее лишь в общих чертах: что в хаосе и разрушениях прошлой ночи он лишился палочки, не уточнив, когда и как; тем более, что отчасти это было правдой.
Холодный ветерок и открытое небо помогли ей почувствовать себя легче, не такой скованной ужасным моментом, как будто еще мог быть путь куда-то вперед. Но у нее пока не было сил двигаться дальше. Она была измучена и подавлена, и вышла на улицу в поисках облегчения. И это означало Малфоя. До этого времени Гермиона, кажется, не понимала, как сильно хочет его увидеть.
Она хотела услышать сплетни с вечеринки Пожирателей смерти; хотела как-то извиниться перед ним за то, что не осознавала, насколько ужасной была змея, но как это было возможно, не признавшись, что она видела ее собственными глазами?
Она хотела, чтобы он подарил ей апельсин, а в ответ угостить его чаем, и Драко похвалил бы ее волшебство.
Она хотела согреться, прижавшись к его телу, и забыться в его поцелуях
Грейнджер нахмурилась. Это было похоже на тоску. Тоску по Малфою. И это отличалось от того, как она скучала по Рону после его побега: отсутствие Драко не воспринималось как личное оскорбление. Скучать по Рону было больнее, гораздо больнее. Но она никогда не желала Рона или кого-либо еще так сильно, как Малфоя. Гермиона еще не была уверена, что он проник в ее сердце, но он определенно уже был у нее в крови. И после всего, что они с Гарри пережили уходящей ночью, она отчаянно жаждала того, о чем раньше не могла и помыслить: чтобы Драко Малфой нашел ее, обнял, уткнулся лицом в ее волосы, провел рукой по ее шее, под волосами, запрокинул ее голову и поцеловал.
Она тяжело вздохнула.
«Чертовы романтические фантазии». Нет, Грейнджер не собиралась выкрикивать его имя на ветер, тоскуя, как персонаж готического романа. Но она стояла там, на снегу, завернувшись в старенькое одеяло, спиной к палатке, и щурилась на разгорающийся рассвет, воображая, что видит Малфоя сквозь голые деревья, высокого и бледного, самого ужасного ангела на свете.
* * _ ? ? ? _ * *
Драко все еще сидел один в библиотеке поместья, а все шесть его школьных ежегодников были открыты и разбросаны по столу. Его бархатный праздничный пиджак был помят и расстегнут, галстук развязан и съехал набок, волосы на макушке взлохмачены и взмокли от пота. В руке он сжимал делюминатор, большим пальцем поигрывая с предохранителем.
Психея, Грейнджер, Купидон кем бы она ни была, теперь Малфой увидел ее лицо на школьных фотографиях. Увидел и все испортил. Зачем он посмотрел? Почему не оставил все как есть, как она ему велела, и как предписывал тысячелетний фольклор? Конечно, Грейнджер с самого начала знала, насколько были безнадежны и обречены их отношения. И все равно оказалась такой же глупой, как и он.
Как она могла позволить ему проникнуться к ней теплотой, довериться ей, влюбиться в нее? А он ведь влюбился. Если бы она была ему безразлична, Драко бы только разозлился. Но дело было не только в этом: ему было больно, и он по-настоящему беспокоился. Может быть, Грейнджер не влюбилась Может быть, он был одинок в этом, и она все еще ненавидела его, и поэтому причинила ему боль Был ли Поттер там все это время, пялясь на них из своего скрытого лагеря, который все время был где-то рядом? Может быть, они оба смеялись над ним, Малфоем, и мстили, заманивая в ловушку?