по такому случаю ритуала внесения гроба с телом Вальбурги в фамильный склеп ее собственной семьи. Таких склепов на кладбище было много, поскольку время от времени очередной глава Рода решал, что настало время построить свою собственную крипту-усыпальницу. Конкретно этот склеп построил в 1943 году Арктурус Блэк III прадед Сириуса. В нем и было решено похоронить Вальбургу, поскольку нынешний лорд Блэк о таких вещах, как собственная усыпальница, пока вероятно, по молодости лет и всем известной легкомысленности, не задумывался.
Анна стояла среди провожающих Вальбургу в последний путь, но в похоронном ритуале участия не принимала, поскольку являлась всего лишь другом семьи, но не родней. И тем не менее, она была здесь. Несмотря на риск, Блэки не без повода опасались нападения пожирателей, и общую непроясненность ситуации, не прийти в такой день на кладбище она не могла. С семьей Блэк ее связывало очень многое, но достаточно было и того, что оба ее ребенка приходились Вальбурге родными внуками. Однако были и другие причины. Ей был небезразличен Сириус, хоронивший сегодня свою мать, и кроме того, она не могла оставить без поддержки Адару. В общем, Анна была здесь, стояла вместе с другими людьми на пронизывающем холодном ветру, следила за ходом ритуала и, обняв подругу за плечи, потихоньку вливала в нее «живь»[6], окрашенную родной Адаре темной магией. Той, судя по всему, это помогало, потому что держалась девушка на редкость хорошо. Ни по ее внешнему виду, ни по осанке, и тем более по выражению лица, никто не сказал бы, что совсем недавно, буквально несколько дней назад она была тяжело ранена и, вообще, перенесла чудовищное для ее психики испытание.
«Все-таки Блэки редкая по нынешним временам порода, отметила Анна, еще крепче обнимая Адару за плечи. Сумасшедшие, конечно, все, как один, но словно из гранита вытесаны. Таких можно убить, но невозможно сломать».
Что есть, то есть. Уж каким Сириус был в свое время бабником, шалопаем и патентованным жуиром, но, когда пришла пора воевать, мало кто мог соперничать с ним в мужестве и стойкости. Не потерял он этих черт и после того, как вернулся из Девятого Круга Ада[7], отсидев больше шести лет в камере на самом нижнем уровне Азкабана, в холоде, голоде и с бродящими вдоль камер сводящими с ума дементорами. Лиза, к слову сказать, растет таким же «монстром», даже при том, что воспитывают ее не Блэки и что влияние на нее любящего отца, по сути, минимально. Однако кровь не водица, и фамильные черты не просто так накапливаются в Родах из поколения в поколение. Магия, ее сила и особые Дары, как и характер человека, могут, разумеется, варьировать. Но диапазон различий довольно-таки узок, а Стержень, и вовсе, остается неизменным сколько бы веков ни просуществовала чистокровная магическая семья. Такими были лорды Энгельёэн, и Блэки в этом смысле ничем от них в этом смысле не отличались. В этом, собственно, и была сила чистокровных, а не в том, что они женились лишь друг на друге. Свежая кровь приветствовалась, хотя и не всеми, и не всегда. Энгельёэны, например, ни разу, во всяком случае, так утверждали семейные хроники, никогда не брали в официальные супруги не только маглов, но и маглорожденных волшебников. Даже выходцы из чистокровных, но недостаточно древних фамилий, худородные, как брезгливо называют их аристократы, крайне редко входили в их семью. Всего три случая за более, чем тысячу двести лет их писанной истории. Анне предстояло стать первой в своем роде. Выйти замуж за магловского аристократа это шаг, о котором еще долго, век или два, будут судачить в салонах магической аристократии. Но ее случай, если подумать, особый и не может быть подведен под общие стандарты. У нее уже есть двое чистокровных наследников, не говоря уже о двух не менее чистокровных воспитанницах. Ей, наверное, и в самом деле, можно позволить себе такой экстремизм. В особенности, если она переживет еще и эту войну.
«Значит, решено, подвела Анна итог своим длящимся уже не первый год сомнениям. Выхожу замуж за Чарльза, и будь, что будет!»
Однако Анна не была бы самой собой, если бы тотчас не определила «границы дозволенного».
«В магловском мире, решила она, стану зваться Анной Чарльз де ла Повер баронессой Бересфорд, и, если наши дети Ну, двоих-то я точно могу себе позволить Впрочем, тут никто не может знать наперед, как карта ляжет. Поэтому, если детки родятся маглами или сквибами, быть им Бересфордами, но маги, как и я сама будут в Мире Волшебной Британии только Энгельёэн. Наши миры практически не пересекаются, и никому не будет дела до того, что здесь я была и остаюсь графиней Готска-Энгельёэн, а там стану, скажем, Энгельёэн-Бересфорд».
Рассуждения на эту случайно
выбранную тему отвлекли Анну от суровой прозы времени, места и обстоятельств, и это было просто замечательно, поскольку она физически не могла подолгу «мусолить» тяжелые моменты бытия. Не тот психотип, чтобы зацикливаться на «ужасных ужасах», но и отвлечься было особо не на что. Являясь по своей природе весьма деятельной натурой, даже сейчас, когда она находилась на семейном погосте Блэков, провожая в последний путь матриарха этого древнего клана, Анна не могла просто стоять и скорбеть. И даже забота об Адаре не являлась для нее, здесь и сейчас, чем-то по-настоящему необходимым и достаточным, чтобы не искать, чем бы еще занять свое не терпящее покоя и праздности «сдвинутое по фазе» сознание. Поэтому, вполне «насладившись» фоном, имея в виду темную громаду замка, гнущиеся под холодным ветром деревья и вычурное разнообразие раскинувшихся вокруг фамильных усыпальниц, Анна переключилась на присутствующих. Людей этих она знала не первый год. Кого-то лучше, кого-то хуже, но все-таки все без исключения Блэки, Малфои и Гринграссы в последние годы являлись для нее, так уж вышло, ближайшим окружением едва ли не во всех возможных смыслах. Однако сейчас, переводя взгляд с одного лица на другое, а неверного света горящих факелов хватало лишь на, чтобы узнать человека, но никак не более, Анна пыталась нарисовать для каждого из них словесный портрет. Посмотреть на них новым взглядом, вспомнив основные факты их биографий и присовокупив к этому общему знанию свои наблюдения за ними в тех или иных обстоятельствах. Она, словно бы, проводила ревизию человеческих ресурсов, что было отнюдь небесполезно в условиях начинающейся войны. Но и это занятие исчерпало себя гораздо быстрее, чем ей хотелось бы. Она умела быстро анализировать все доступные факты и создавать на их основе непротиворечивую характеристику места ли, времени или личности. Но, поскольку делала она это постоянно, что называется, в режиме реального времени, то ничего нового об этих людях Анна сейчас сказать, как ни старалась, не смогла бы. Это была уже старая история, исследовать которую было попросту неинтересно. Зато ей пришло в голову кое-что другое. Вернее, все то же, о чем она уже сегодня думала, но в несколько ином аспекте.