Прекрасная, прекрасная как никогда
Я давно, давно уже простил. Я знаю, ты просто хотела всех защитить.
Нет, этого мало, чтобы прогнать эти горестные складки возле её прекрасных губ. Она слишком хорошо знает его. Слишком хорошо. Недостаточно хорошо.
Бедная моя Анна он вновь прижимает её к себе, нежно гладит по волосам. Я ведь совсем не хотел ставить тебя перед таким выбором. Выбором, который тебе даже не позволили сделать самой. Ведь это не ты. Это те, кто стоял за твоей спиной, те, кто насильно вынудил тебя поверить, что иного выхода нет. На тебе столько ответственности, моя дорогая навязанной ответственности, чужой. Но теперь это в прошлом. Теперь у нас всё будет хорошо. Гораздо лучше, чем прежде. Я обещаю.
Прозрачный хрусталь в её глазах. Боль и нежность. Горечь и надежда.
Константин бережно берёт её лицо в ладони.
В далёкие земли, за горы, за море пускай унесёт новый день твоё горе, в памяти легко всплывают строки простенького детского стишка, которым Анна утешала его ещё мальчишкой, когда он разбивал себе нос или ему влетало за их общие проделки. Раз, два, три, всё плохое уходи! А не то четыре, пять метлой поганой будем гнать!
Да ну тебя, она смеётся, хрустальные капли сбегают по щекам, чтобы тут же исчезнуть под его пальцами.
Он целует её мокрые ресницы, целует, целует до тех пор, пока на них не остаётся и следа солёной влаги. Слишком близко? Слишком недвусмысленно? Возможно. Но он не может сдержать этот порыв, не может унять горячий, болезненный и восторженный перестук сердца. Словно что-то внутри него застывшее, будто бы онемевшее за время одиночества теперь, рядом с ней, в её объятиях, вновь пробуждалось, оживало, вскипало живым огнём, рвалось наружу.
Вот так гораздо лучше, Константин улыбается, глядя на тронувший её щёки лёгкий румянец. Ты дрожишь? Ты замёрзла? Прости, я совсем забыл, какой сильный здесь ветер. Пойдём. Пойдём же, я хочу, чтобы ты рассказала мне, рассказала мне всё! И я расскажу тоже.
Он берёт её за руку и хочет увлечь за собой, но вновь не может удержаться: подхватывает за талию и кружит, кружит, кружит над землёй под ритм одному ему слышимой музыки, музыки собственного сердца. И не желает видеть ничего на свете, кроме солнечного янтаря её глаз, кроме её бесконечно тёплой улыбки.
Почему-то не хочется вести её в пещерный зал, служащий ему жилищем. Туда, где то и дело шныряют вездесущие Костодувы. Поэтому Константин ведёт её на один из верхних ярусов пещеры, куда запретил им приходить. И мысленно приказывает всем Хранителям убраться с дороги, не попадаться ей на глаза.
Когда они добираются до места, Константин не может сдержать улыбки, глядя на её
удивлённо взметнувшиеся брови: почти у самого обрыва с гремящим далеко внизу водопадом, под каменным козырьком, посреди серых глыб вызывающе ярким пятном расположился диван. Самый настоящий, с резными ореховыми ручками, нежно-бирюзовой гобеленовой обивкой. По приказу Константина Костодувы притащили его аж из самой Новой Серены: красивый вид, открывающийся с края скалы, требовал подобающего комфорта для своего созерцателя.
Расскажи мне, расскажи мне всё, просит Константин, вполоборота усаживаясь напротив Анны, не отпуская её руку, не размыкая переплетённых пальцев. Расскажи мне, как Как ты узнала обо мне?
Это странная история, Анна зябко поводит плечами. Я видела сон. Плохой сон, страшный. Кошмарный. В этом сне ко мне пришла Хранительница мудрости . Мев. И говорила о вещах, которые я не понимаю. Показывала, как погибает Тир-Фради. А потом показала мне тебя. Живого. Я больше всего на свете хотела в это поверить. И не знала, как мне поверить в это, её губы вздрагивают. А на утро в Серену пришёл корабль с Тир-Фради. С беженцами. И они рассказывали то же, что она показала мне. Через три дня я уже вышла в море.
Как интересно, Константин непроизвольно сжимает её руку чуть сильнее. И что же эта Мев ещё рассказала обо мне?
Много всего. Всякого. Много того, во что я не хочу верить. Даже сейчас, когда своими глазами вижу, про происходит с островом.
Так ты поэтому взяла с собой солдат? Впрочем, я понимаю, это оправданная мера: лес может быть опасным. Но со мной тебе нечего бояться. Так почему ты оставила охрану внизу?
Я не хотела, чтобы ты подумал, будто Будто кто-то прислал меня разобраться с проблемой .
А это правда? Впрочем, это тоже неважно. Правда в том, что ты пришла. Пришла ко мне. Ты ведь не оставишь меня? Больше не оставишь?
Ни за что на свете, в её глазах вновь плещется горечь. И не должна была. Не должна была оставлять
Милая моя, дорогая моя Анна, будь же милосердна! Константин порывисто сжимает её ладонь двумя руками. Дай мне хоть наглядеться на твою улыбку! Я не хочу предаваться сожалениям. Только не сейчас, только не в тот самый момент, когда я так счастлив!
Она улыбается о, да, вновь улыбается! и накрывает его руки второй ладонью, бережно очерчивает пальцами линии зеленоватых нитей на его коже так нежно, что всё нутро сводит от восторга.
Больше всего я боялась, что ты это больше не ты. Так сказала мне Мев. Но это неправда. Я вижу неправда. Я снова нашла тебя. Вместе мы сможем всё исправить.