Моя тактика сработала, и избивать меня никто не стал, уж это не могло не радовать. Теперь нужно только дождаться подходящего момента и унести отсюда ноги. По всей видимости, люди, оказавшиеся здесь, впали в отчаяние от гибели их родных и близких и всего их города, и потому принялись укрывать израненный разум в каком-то известном только им самим веровании. Не раз мне доводилось встречаться с подобными проявлениями человеческой сущности: во все времена, когда империя переживала трудные времена, улицы городов заполнялись сектантами, культистами, гуру и пророками судного дня. С тех пор как церковь Антартеса сдала свои позиции, новые секты вырастали быстрее чем грибы после дождя, и инквизиция уже не успевала вылавливать всех. Во многих рейдах на подобные убежища, где скрывались очередные Дети Последнего Заката или Внуки Первой Луны, я участвовал лично, и потому отлично знал принципиальную схему того, как всё здесь обустроено. Здраво поразмыслив, я всё-таки пришел к выводу, что убийство старика не принесет мне никакой пользы: люди эти слишком глубоко прониклись его словами и собственными страданиями, и потому его смерть лишь упрочит их заблуждения. Быть может, Альвин сможет потушить пожар бушующий в городе, и люди эти понемногу смогут вернуться к прежней жизни, но в таком случае в большей степени опасаться следовало не удушливого дыма, а инквизитора второго ранга, прозванного Цикутой. Многим из них лично придется убедиться в правдивости этого прозвища, и все они еще успеют позавидовать мертвым.
Меч у меня, конечно же, отобрали, как и маленький, спрятанный в сапоге стилет, но по приказу старика не стали связывать, как это сделали с Греттом, а только лишь обступили со всех сторон, не давая шанса на побег. Егеря утащили в одно из боковых ответвлений, часть людей отправилась туда, где были оставлены остальные члены отряда, а меня повели вслед за стариком, величаво плывшим впереди процессии в своём нелепом белом балахоне, блестевшим свежей краской. Мы прошли несколько подземных хранилищ искусственного происхождения и вскоре оказались перед очередной дверью. Предводитель фанатиков торжественно достал массивный железный ключ и несколько раз провернул его в замке, открывая вход в небольшое помещение, темное и сырое, впрочем, как и всё здесь. Несколько рук втолкнули меня внутрь, и тут же дверь за моей спиной закрылась, отрезав последний отблеск света. Я оказался в полной темноте, слыша лишь, как старик с жаром начал втолковывать своим последователям какие-то указания. Из всех доносившихся до меня обрывков фраз, я понял лишь, что скоро ко мне придут. Но сколько это скоро, особенно здесь, под толщей земли в полной темноте, я не знал.
Усталость камнем навалилась на меня, стоило только присесть у холодной сырой стены и вытянуть ноги. Быть может, ядовитый дым как-то и подействовал на меня, но почувствовать это явно никак не получалось. Кашель почти прошел, и осталась лишь сдавливающая всё тело тяжесть, похожая на давление толщи воды. Следующие несколько часов я пребывал в полусне, чутко прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся из-за двери, но никто так и не пришел ко мне, не принес ни еды, ни даже воды, ни единого отблеска света. Я провалился в забытье и лежал неподвижно, полностью отдавшись собственным мыслям, плавающим в голове неспешно подобно огромным китам в просторах океана. В такие моменты я будто проникал в самые глубины собственной личности, мог видеть своё прошлое и, временами даже то, чего в действительности
никогда не было, навеянное этим странным полусном. В темноте, когда ни единый лучик света не касался моих глаз, я пробуждался внутри самого себя. С тех пор, как мне довелось познакомиться с действием Багряного Пламени, только таким образом я мог пробуждать в себе остатки прежней жизни, недоступные и забытые в обычном состоянии. В этой темноте двери, за которыми скрывались остатки того, что не выжгла благодать Антартеса, открывались передо мной, и я снова чувствовал себя живым. Ночи Ауреваля как нельзя кстати подходили для таких практик, но временами я боялся навсегда остаться в этом небытие, и потому старался ложиться спать лицом к костру, дабы всю ночь видеть свет, и не позволять себе проваливаться во тьму.
От размышлений меня отвлек звук открывающейся двери, раздавшийся подобно грому среди ясного неба. Я не знал, сколько времени просидел так. Часы? Или дни? Время утратило всяческий смысл, и лишь одно желание овладело мной: навсегда остаться здесь, в этой темноте, глубоко под землей, где нет ни солнца, ни звезд, отдаться ужасной усталости и растечься по холодным камням аморфным студнем. Но где я отчетливо мог ощущать присутствие чего-то жуткого и голодного. Пугала.
Через мгновение я вскочил на ноги, почувствовал острый укол страха, забытого мною до тех самых пор, пока я не оказался на земле Ауреваля. На пороге стоял старик, держа в руках факел, а за его спиной высились двое мощного телосложения мужчин из числа его паствы.
- Он жив, и он готов узреть утерянный прежде свет, - торжественно объявил старик, указывая на меня тонким узловатым пальцем, - отведите его в молельный зал, чтобы я мог донести до него то, чему воспротивились души остальных.