Спустя примерно час ливень начал стихать, и можно было ясно видеть всю палубу целиком, а не только доски у себя под ногами. Теперь, когда буря пошла на спад, можно было задавать ритм привычным для людей способом и дело пошло еще лучше, хотя измученные до невозможности люди гребли уже исключительно по инерции, опуская и поднимая выскальзывающее из вытертых до кровавых мозолей рук весла. Спустя еще некоторое время дождь почти прекратился, и взорам команды открылось спасительное видение, похожее больше на мираж, нежели на суровую действительность. Песчаная отмель, заваленная мусором и усеянная крупными валунами, оказалась неожиданно близко. Сердце моё сжималось от той неизвестности, которая сгустилась над всеми нами: я не знал, живы ли остальные и сотню раз успел пожалеть, что сел именно на этот корабль, по пустякам разругавшись с Августином. Именно по его просьбе я оказался здесь, и по его вине нашу эскадру разметала буря. Но я всё равно не мог не тревожиться за старика, к которому относился почти как к отцу. Другой человек, за которого я переживал ничуть не меньше Альвин, старый друг и товарищ, перед плаваньем напившийся и потому в бесчувственном состоянии загруженный в трюм того же кнорра, на котором плыл Августин.
К полудню мы, наконец, справились с ужасающим ветром, который, казалось, с каждой минутой лишь набирало силу, и со всего размаху выбросили кнорр на берег, разметав в стороны песок и крупную гальку. К этому времени силы оставили даже самых сильных из нас, и я едва мог передвигать ногами, чувствуя, что предел сил я перешел уже довольно давно.
Большую часть груза во время шторма пришлось отдать стихии, а то немногое, что осталось, за ночь смыло за борт. По иронии судьбы на борту нашлось лишь полсотни бурдюков с вином, бочка эля и немного сухарей. У нас не оказалось ни сухой одежды, ни палаток, ни нормальной еды, вообще ничего из того, что может пригодиться в походе. Я даже не знал, найдется ли на весь наш отряд хотя бы одно огниво для разведения костра. За время нашего похода я успел лишь мельком познакомиться с двумя воинами Ордена - братьями Азаном и Азизом, а также с сэром Валентайном рыцарем из королевства Малькат. Остальные оруженосцы, не понимающие ни слова на имперском, и разговаривающие лишь на своём грубом лающем языке, распространенном среди раздробленных княжеств и королевств запада. Расшитые одежды их нынче
походили на втоптанные в грязь, а затем накинутые на грязных нищих штандарты потерпевшего поражение воинства. Поэтому коммуникация между всеми нами оставляла желать лучшего, я лишь надеялся, что Валентайн будет действовать заодно с остальными членами отряда, а не отправится в одиночку в противоположную сторону.
Вытащив корабль на берег, мы повалились спать в крохотном трюме корабля, даже не выставив часовых. Теперь, когда я прекратил борьбу со стихией, меня бил озноб от холода пропитавшей мою одежду воды, вытягивающей тепло из самых костей. Однако в трюме было достаточно тепло от такого количества людей, набившихся внутрь. Возможно, именно поэтому мы не умерли от лихорадки и воспаления легких в следующие пару недель. Едва лишь моя голова коснулась досок, как я впал в тяжелое забытье, обессиленный и замерзший. Но борьба моя лишь только начиналась, и этот сон стал лишь короткой передышкой.
***
К рассвету вокруг кнорра, подобно киту, выброшенному на берег штормом, уже горели костры. Рядом сидели угрюмые и голодные люди, сушившие свои немногочисленные пожитки и запивающие промокшие сухари кислым вином из бурдюков. Всего на берегу нас оказалось восемнадцать человек, большая часть моряки и их капитан, сэр Валентайн, двое оруженосцев, двое воинов Ордена и я сам. По моим расчетам, течение отнесло нас миль на тридцать на юго-восток, и, чтобы вернуться к цивилизации, требовалось пройти по местным лесам и болотам около двух дневных переходов. На корабле не оказалось ни луков, ни арбалетов, ни даже копий для нормальной охоты, поэтому можно было не рассчитывать на добычу крупнее кроликов, которые, однако, в изобилии водились в здешних лесах
Лишенный большей части оснастки и без запасов питьевой воды и провизии, корабль не представлял сейчас для капитана Сиборна достаточной ценности, чтобы умирать голодной и холодной смертью, пытаясь вывести кнорр к порту. Пока буйство реки не утихнет, нечего было и думать о том, чтобы пытаться подняться вверх по течению до Старого Брода, а до ближайшего порта к востоку отсюда не менее недели пути. Поэтому, собрав моряков и остатки груза, капитан выдвинулся вместе с нашим отрядом с тем, чтобы, разделившись на тракте, свернуть в сторону рыбацкой деревушки у переправы, именовавшейся Северкой, в то время как мы должны будем отправиться сразу к имперской заставе, расположенной вблизи лесного массива, названия которого я никак не мог запомнить. К моему удивлению в Ауревале оказалось столько лесов, у каждого из которых было начертано своё название, что когда я изучал карту провинции, от надписей около каждого перелеска и одиноко стоящей сосны начинало рябить в глазах. Здесь, среди дремучих северных лесов существовало что-то вроде культа природы, доставшегося людям, согласно легендам, от эльфов, когда-то населявших эти леса, откуда и произошел этот странный фанатизм к обозначению каждого дерева и ручейка каким-нибудь витиеватым именем.