Ой
И-и? Продолжай, сказал он, когда Ника вдруг замолчала на полуслове.
Но это как бы все, неуверенно произнесла она. Я, в принципе, все рассказала.
Понятно. Он задумчиво помолчал, рассматривая на экране оставшийся рисунок Ники.
«О чем он сейчас думает? О чем? Надо было подобрать рисунки. Да, подготовиться заранее. Как же обидно все получилось! Зря я все подряд показывала. Нельзя было все показывать. Ой, он что-то хочет сказать. Началось. Кажется, началось»
Ты рисуешь только на компьютере? Или настоящими красками тоже?
Она не сразу поняла, что он имел в виду под «настоящими красками». Разве электронные не настоящие? Какие же еще бывают краски?
Обычными красками: масляными, гуашью, прочими, уточнил Март Григорьевич, увидев замешательство Ники.
«Разве кто-то рисует обычными красками? У нас же не каменный век».
Нет, только электронными.
Попробуй обычными. Настоящими.
Хорошо. Она кивнула.
Не стоит спорить: советы можно пропускать мимо ушей.
Сколько оттенков каждого цвета в цветовом редакторе? спросил он.
Зависит от редактора. Около двухсот с половиной. Но я слышала, есть
редакторы, где число оттенков доходит до трехсот и даже четырехсот.
Да, это много. Вроде бы. Обычными красками ты не смешаешь столько, его голос звучал мягко и рассудительно, но настоящими красками ты сможешь найти оттенок, которого никогда не найдешь в цветовом редакторе. И это будет живой цвет. Попробуй настоящие краски. Живое должно работать с живым.
Хорошо. Она кивнула, хотя не очень поняла смысл и не очень поверила.
Кстати, тебе нравится мой кабинет? На его лице впервые за время разговора мелькнула улыбка. Она была сдержанной, а лицо при этом оставалось серьезным.
Да, очень нравится, ответила Ника.
А честно?
Нет, не очень.
Почему?
Здесь пусто и как-то холодно.
Отлично. Попробуй нарисовать мне интерьер.
Он сделал движение ладонью, и перед Никой на столе загорелся интерфейс.
Какой?
Придумай сама.
Какой стиль вам больше нравится?
Задаешь много вопросов. Он нахмурился. Любой стиль. И не обязательно комната. Это может быть любое место встречи. Подбери нам какой-нибудь пейзаж. Давай.
Ника огляделась. Холод и пустота вот что царило в этой комнате. И еще кабинет переполняло одиночество. Только это было совсем другое одиночество, не такое, как в школьных коридорах. Оно не душило. Это было белое и гордое одиночество, которое, может быть, скапливается на вершинах гор.
Внезапно Ника поняла, что нужно делать. Несколько взмахов руки, и ножки учительского стола погрузились в снег на вершине горы. Стены будто исчезли, и вокруг открылась безбрежная синева. Только ниже вершины стелились облака.
«Это гора Килиманджаро», пришло в голову Нике. Она не могла вспомнить, откуда знает это название и вообще в какой части света находится эта гора. Но они сидели на вершине Килиманджаро, никаких сомнений.
Интересно. Март Григорьевич посмотрел по сторонам и повторил: Интересно.
«Чего-то не хватает», подумалось Нике. Она сделала несколько быстрых движений рукой, и над вершиной стала кружить чайка.
Чайка? Над горой? удивленно сказал Март Григорьевич. Ты уверена?
Да.
Давай попробуем так. Он сделал пару взмахов, и вместо чайки появился альбатрос. Хотя бы так. Буревестник. Что скажешь?
Нет. Ника взмахом руки вернула все обратно.
Ей захотелось, чтобы над горой кружила именно чайка. Альбатрос здесь показался слишком банальным. У нее в голове даже вспыхнуло имя чайки: Джонатан Ливингстон. Откуда оно взялось, непонятно. Раньше она никогда не слышала этого имени. По крайней мере, ничего такого не вспоминалось. Но все-таки чайку звали именно Джонатан Ливингстон, и не иначе.
Только затем она вдруг осознала, что учитель, внося свои поправки, спрашивал ее мнение, а она даже поспорила. Это было настолько необычно, что Ника не успела понять, хорошо это или плохо.
Хорошо, сказал Март Григорьевич, вот что мы дальше сделаем. Сейчас обсуждается проект создания летающих домов. Попробуй нарисовать, какими бы ты их видела. Не только сами дома, но как они впишутся в пространство. Каким должен быть этот дом, и так далее. Поняла?
Да. У Ники пересохло в горле.
Договорились. Мой сетевой адрес теперь у тебя есть. Как будешь готова, пиши. Встретимся, обсудим.
А когда сдавать?
Учитель поморщился, так что у Ники екнуло сердце.
Как сделаешь, так приходи, сказал он. Две-три недели: как пойдет дело. Только проработай все тщательно.
Хорошо. Спасибо. До свидания.
Она не помнила, как вышла из кабинета, не понимала, как удалось по пути на выход не упасть, ничего не зацепить. Не помнила также, сказала «до свидания» охране в приемной или нет. И не понимала, надо ли было говорить им «до свидания» или лучше было не отвлекать. Она вообще ничего не понимала!
«Так я прошла или нет?!» Ника прижалась к стене в углу под лестницей, где ее никто не мог видеть. Ее щеки горели. Голова плыла.
«Кажется, я ему не понравилась». Она увидела хмурое лицо Марта Григорьевича. Почти все время беседы оно оставалось бесстрастным, трудно было разглядеть его чувства. Но несколько раз он нахмурился. Да! Он хмурился, что-то было не так. И это выглядело как приговор.