Такая редкостная и достопримечательная картина сразу же обратила на себя внимание большинства из находящихся на старте, в первую очередь группу летчиков и штурманов, быстрее всех оценивших обстановку и понявших, что самое страшное для них осталось позади. Это улучшило их настроение, повысило всеобщий тонус, привело к проявлению чувства острого юмора непременного атрибута военной жизни почти в любых условиях и особенно тогда, когда после наивысшего нервного напряжения происходит его спад, когда на сердце каждого становится легколегко, когда кажется, что только что минувшее страшное на самом деле и не так уж страшно. А тут стремительно бегущий за своей, похожей не причудливую серую птицу, тенью, пытающийся избежать
уже несуществующей опасности и потому несколько смешной и нелепый в своих действиях Чхиквадзе.
Доктор, ты зачем на запад, к фашистам, бежишь?! под громкий смех наблюдавших за спринтом Чхиквадзе раздался иронический возглас. Возглашал замкомэска-два, известный шутник Иван Чеботок.
Донесшийся до Чхиквадзе громогласный «коварный» вопрос Чеботка сыграл для него роль аварийного тормоза: он резко остановился стало видно, как птица-тень сложила свои огромные серые крылья и превратилась в обыкновенную тень небольшого, одинокого на фоне освещенного летного поля, человека медленно повернулся в сторону Чеботка и его товарищей, провел руками снизу вверх по лицу и по волосам фуражку в суматохе он потерял, как бы снимая с себя самому ему непонятное наваждение, заставившее его так безрассудно и безоглядно бежать неизвестно куда, и, начиная мало-помалу осознавать свое несуразное положение, преодолевая охватывающее его смущение, взволнованным, гортанным голосом почти прокричал:
Пачему так гавариш? Когда Чхиквадзе бэжал к фашистам? Зачэм завеем нэправду крычишь? Так нехороший чэловэк только гаварит можэт!
И как ни оправдывался и ни извинялся перед Чхиквадзе Чеботок, клялся, что он и не собирался обидеть своего доктора, что он хотел только пошутить и, как сейчас понимает, нехорошо пошутил, что он сам, ей-богу, испугался еще больше доктора бомбы, они и есть бомбы, чтобы их бояться и чуть было сам не побежал куда глаза глядят, да увидел, что бомбы-то в стороне взорвались Чхиквадзе никак не хотел простить нанесенную ему при всем честном народе обиду
Еще долго всем, находящимся в квадрате и тактично не замечавшим «конфликтного» разговора Чеботка со своим доктором, слышались их голоса: громко-взволнованный Чхиквадзе и тихо-умиротворяющий почти просительный Чеботка.
Однако их голоса постепенно начали звучать ближе к одной дружественно-мирной тональности. Чхиквадзе, конечно, давно понял, что его поведение в «экстремальной» обстановке для наблюдающих со стороны было действительно комичным. А вот ему, Чхиквадзе, тогда было совсем не смешно Но и по-человечески Чеботка со товарищи понять можно: как же не сострить, не дать выход распирающей их радости от минувшей для всех грозной опасности?! А тут он, их доктор, как ненормальный куда- то сломя голову бежит. Вот у него, Чеботка, и вырвались волей-неволей обидевшие его, Чхиквадзе, слова. А так, парень-то он неплохой.
Их окончательное примирение состоялось, когда один за другим, выполнив боевое задание, приземлились самолеты полка. Боевой вылет оказался удачным. В таких случаях настроение у всех заметно улучшалось, шутки и остроты слышались чаще и, кого бы они ни касались, воспринимались вполне добродушно: хорошо, сейчас ты меня «подначил», потом я тебя на чем-нибудь «подкузьмлю». Это обстоятельство не могло не повлиять на полное примирение.
Через несколько дней, при возвращении с боевого задания, у самолета Чеботка отказал двигатель. Выполнить посадку с одним работающим двигателем ему не удалось: самолет упал в прилегающий к аэродрому лес, смяв ажурную переднюю кабину и похоронив под своими обломками штурмана Медведева. Стрелок-радист и воздушный стрелок не пострадали отделались «легким испугом», а вот сам Чеботок поломал ногу и был направлен в военный госпиталь. Что поделаешь война
Уже под Тулой, откуда полк наносил мощные массированные удары по вражеским позициям на Курской дуге, друг Чеботка штурман эскадрильи Виктор Добринский, получил от него письмо, в котором, сообщая о своем здоровье, Чеботок сделал приписку: «А как там наш доктор? До сих пор при бомбежке в сторону Германии бегает? Привет ему от меня»
Когда Добринский, лукаво улыбаясь, «информировал» Чхиквадзе о привете от Чеботка и беспокойстве насчет «бега в сторону Германии», тот попервоначалу «кровно» обиделся взыграла горячая грузинская кровь. Сгоряча даже обратился по этому поводу к начальнику СМЕРШа полка Сергею Дворядкину: неужели он, Чхиквадзе, в самом деле трус, паникер и перебежчик? Тогда ж, под Усманью, это случайно получилось
Потом, поостынув и вспомнив в подробностях события той весенней ночи, умиротворяющий голос Чеботка, свои маловразумительные действия, он, с огорчением переживая проявленную недавно горячность и невыдержанность, думал: а все-таки хороший человек Иван Чеботок не забывает своего доктора.
А вскоре, при состоявшейся встрече с Добринским, в ответ на его лукавую улыбку благожелательно проговорил: «Ну и насмэшник этот Иван!»