Если так, то я снимаю с себя ответственность. Перемещать гаубицы нельзя, игнорируя мнение командира батареи. Кто и как после этого будет выполнять мои приказы?
Модин стремится помочь. Там сложно с перемещением.
Как именно помочь? Послал старшего на батарее на рекогносцировку, минуя меня. Отдает от вашего имени приказ Ворыханову на перемещение боевого порядка, словно я здесь лишний. Завтра что-то не заладится, не поставим вовремя гаубицы на новую огневую, кто будет виноват?
В итоге этого непростого разговора Модин получил от комдива указание не шагать через голову командира батареи.
Вариант рисковый, но верный
Переместить батарею не по лесной болотистой и к тому же разбитой дороге, а по сухому большаку. Он тянется по опушке леса, вдоль переднего края.
Сразу возникло опасение:
Двигаться по этой дороге рискованно. Можно понести ненужные потери.
Риск состоял в том, что машины и гаубицы могли попасть под ружейно- пулеметный огонь. Немцы услышат шум и саданут по ним. Это особенно пугало начальника штаба дивизиона. Но он не был на передке, не знаком с реальной обстановкой.
Я же упорно стоял на своем:
Если батарею перемещать по непрочному настилу, проложенному по лесному болоту, рискуем не выполнить приказ. Люди будут маяться всю ночь. А огневые своевременно не займем.
Саперы сейчас укрепляют настил.
Потому и укрепляют, что с самого начала настил и дорога никуда не годны.
Машины и люди застрянут в этом проклятом болоте.
А как далеко до огневых точек противника?
Не так уж и близко. По этому большаку специально проходил. Посылал
смотреть Лозинского. Дорога проложена вдоль леса по его краю. Ночью проезжающей техники не будет видно. Она как бы сольется с лесным гребнем.
Последнее слово оставалось за командиром дивизиона. Харитошкин осторожен, с решениями не спешил. Съездил сам, посмотрел. Подумав, согласился со мной.
С огневых позиций снялись с вечера. Колонна в пять машин стала выдвигаться к переднему краю. Мы с Лозинским и Ложкиным вышли навстречу. И тут нежданное препятствие. Поперек дороги шлагбаум. Рядом армейские регулировщики во главе с майором:
Дальше к переднему краю двигаться нельзя. Все перемещения только в объезд, лесом. Дорога просматривается. Рядом глаза командующего. Всякое движение запрещено.
Пришлось пойти на небольшую хитрость:
Понятно. У вас приказ. И у меня тоже приказ. Приказано поставить орудия на прямую наводку. Кто будет нести ответственность за невыполнение приказа?
Не знаю. Не слышал.
И не должны знать. Сорвете выполнение приказа будете отвечать.
Проезд запрещен.
Шлагбаум объедем полем, орудия выкатим на руках. А если застрянем и не сумеем поставить и замаскировать огневые? Представляете! Вы не хотите лишнего шума, а немцы тут с утра сабантуй поднимут.
После небольшой перепалки наши орудия со Студебеккерами в порядке исключения пропущены и двинулись в сторону переднего края. Опасный участок сравнительно невелик. Машины с гаубицами пропускаем по одной. Огневые в новом районе были готовы заранее, еще до прибытия батареи. Новые позиции заняли своевременно, без помех.
Если не было связи
Ближе к переднему краю подтянули понтоны. Саперы готовят лес для строительства моста. Очередное форсирование Венты. В обращении Военного совета говорится, что противник зажат в котле, предстоят последние бои. Высокопарный слог, традиционные призывы. Воспринимается как привычное мероприятие. Без особого энтузиазма.
Дожди подняли уровень реки. Броды разведаны, но использовать их нельзя. Небольшой плацдарм разведчики захватили ночью. Переправлялись бесшумно. Обозначили подходы к реке. Захват плацдарма обеспечил переправу основных сил.
Рано утром артподготовка. Обрабатывали позиции немцев почти час. Роты перебрались через Венту. Приготовились к броску. И здесь последовал ложный перенос огня. Так по плану. И первая досадная неувязка. Пехота не поняла, что перенос огня на вторую траншею противника ложный, что по плану намечалась еще одна пятиминутная (повторная) обработка первой траншеи, в которую, после переноса артогня в глубину, вернутся немцы.
Перенос огня был принят за сигнал к атаке. После него надо идти не отставая за огневым валом. Огневой вал задает темп движения и прикрывает атакующих.
Вижу, что роты поднялись. А сейчас последует ложный перенос огня. И ударит по своим. Что делать? Немедленно по рации:
Ворыханов переходи на огневой вал! Без ложного переноса огня. Пехота пошла! Передай Каштанову, на семерку. Телефонной связи с ним нет.
К нам опрометью бежит лейтенант-минометчик:
Помогите передать на огневую прекратить огонь! Связи нет. Наша огневая рядом с вашей.
Снова передаю по рации:
Ворыханыч: самоварникам немедленно прекратить огонь. Пехота пошла.
Останови минометчиков.
Поздно. Злость и слезы.
На правом, немецком берегу несколько наших солдат скошены своими же минами. Вот что такое отсутствие нормальной связи, централизованное управление огнем, «ложные», а на деле самоубийственные переносы огня.
Мой командир взвода управления Зыков на другом берегу. КВУ-7 Мозалевский там же. Спускаемся к реке. Садимся в понтон. На реке ледяная крошка. Порывистый ветер несет понтон в сторону. Плотики из свежего леса, подготовленные саперами, для переправы не годятся. Сидят слишком глубоко, их захлестывает водой. Полковые орудия перетаскивают по дну реки на тросах.