Хёбу говорил тихо, но в словах его слышались неподдельная страсть и непоколебимая решимость. Все, что высказывал известный своей мудростью командор дружины славного и богатого рода Уэсуги, давно уже таилось у него в груди, постепенно перерастая в твердую уверенность.
Ну, а сейчас он прижимал к груди довольно урчащую кошку. Это была кошка так называемой вороньей породы черная с головы до ног. Шерсть у нее была густая, блестящая и под рукой хозяина отливала темным бархатом. В этом доме, где царила строгая простота, одна лишь кошка, должно быть, купалась в роскоши и неге.
Как там рана у этого парня? Тяжелая? Что, он совсем без движения или меч еще поднять сможет? Видать, парнишкато непростой
Хёбу, еще ни разу не видевший Хаято, казалось, всерьез заинтересовался молодым ронином, выспрашивая о нем все подробности, и в заключение попросил Хэйсити привести своего нового знакомца, как только затянется рана.
Дней через пять Хэйсити сумел выполнить просьбу, представив наконец Хаято, который все еще был очень бледен и слаб.
Побудь пока что у нас на подворье, только и сказал Хёбу юноше.
15 Кураноскэ Оиси
Первыми вестниками начинающейся бури стали Тодзаэмон Хаями и Сампэй Каяно, доставившие в Ако ночью восемнадцатого числа третьей луны письмо от Гэнгоэмона Катаоки. Покинув Эдо, они всего за четыре с половиной дня покрыли расстояние в сто семьдесят пять ри. Миновав главные ворота, гонцы сразу же направились к дому командора Оиси. С трудом выбравшись из своих паланкинов, бледные, обессиленные, со сбившимися прическами, они тяжело опустились на пол в прихожей. Четверо суток они тряслись в паланкине и теперь были совершенно измочалены после долгого пути.
Известие чрезвычайной важности Его милость командор у себя? вымолвил Тодзаэмон, с трудом переводя дыхание и сверкнув глазами на дежурного самурая. Подозвав двух юнцоввакато, порученец Оиси помог гонцам пройти в комнату и поудобнее устроиться на татами. По дороге те повторяли одно: «Где командор? Скорее позовите командора!»
Кураноскэ Оиси был уже у себя в спальне, когда ему доложили о прибытии гонцов из Эдо.
Такая срочность? сказал он, вставая. Кто же там прибыл?
Тодзаэмон Хаями и Сампэй Каяно.
Ты спросил, когда они отправились из Эдо?
Говорят, четырнадцатого числа.
Что, четырнадцатого?! удивленно переспросил Кураноскэ.
Четырнадцатое был как раз тот самый день, когда должна была состояться церемония приема императорских посланцев. Кураноскэ слегка нахмурился.
Ну, пусть пока отдохнут немного, сказал он, отпуская порученца.
Оставшись в одиночестве, Кураноскэ надел кимоно и стал завязывать поясоби. Лицо его было мрачно. Он еще не знал, что случилось, но чувствовал, как огромная бесформенная черная тень накрывает замок. Сердце его наполнялось острым ощущением беды казалось, дух ее витал повсюду.
Он вышел в коридор, и сквозь тонкие бумажные стены пахнуло весной. «В такойто вечер» затуманила душу печаль. Вечер и в самом деле выдался чудесный:
что дела рода, которому он служит, превыше всего. Он также вполне отдавал себе отчет, насколько велика ответственность, которую несет на себе отец. На сей раз отец, казалось, слишком старался дать понять, что его поведение ничуть не отличается от обычного.
Кураноскэ не проронил ни слова. Закончив умывание, он вышел на веранду и стал стричь ногти. Ножницы сверкали в белых руках. Над вершинами деревьев расстилалось безоблачное вешнее небо, залитое солнечным сияньем. Под бойкое звяканье металла остриженные ногти падали на землю в саду.
Резко обернувшись, Кураноскэ посмотрел на сына. Тикара никогда раньше не видел у отца такого выражения лица в нем было чтото мучительное и пугающее.
Тикара! позвал он.
Да? ответил сын, весь напрягшись.
Принесика регистр самурайских родов, сказал Кураноскэ, будто случайно вспомнил о чемто, подстригая ногти.
Тикара отправился за регистром и вскоре вернулся с объемистой книгой в руках.
Кто там сейчас командор дружины у самураев дома Уэсуги?
Тикара, открыв на коленях регистр, стал искать нужное имя.
Наверное, Хёбу Тисака?
Совершенно точно, подтвердил Тикара, сверившись с документом, и поднял глаза на отца.
Кураноскэ молча кивнул и, казалось, снова погрузился в раздумья. Затем, быстро закончив приготовления, он вышел на замковый плац, где уже собрались по его приказу все члены дружины.
Молва о грозных событиях в Эдо молнией разлетелась среди самураев, получивших ночью приказ явиться на сбор. Никто еще не знал, что случилось, но все уже понимали, что надо быть готовыми к суровым испытаниям. Более трехсот самураев построились на плацу правильными рядами в ожидании своего командора.
Кураноскэ наконец поднялся на помост и безмолвно уселся на колени. Площадь замерла в напряженном молчании. Обведя взором собравшихся, он сказал:
Сегодня я собрал вас здесь не для парадной церемонии.
Кураноскэ приостановился, не в силах продолжать. Он снова почувствовал, как теснит грудь горькое сознание непоправимой беды. У него не было слов Однако, собравшись с духом, он коротко и ясно поведал о том, что случилось в Эдо.