Директор прогнал дремоту, поднял усталое, серое лицо.
Корпус Манштейна все еще входит в четвертую армию? спросил он.
Григорий подтвердил, и Директор сделал пометку на карте.
А потери противника? Есть новые данные?..
По уточненным сведениям, за три недели боев потери противника составляют более трехсот тысяч человек около десяти процентов наличного состава, доложил Беликов.
Но в прошлый раз вы сообщали другие цифры сто тысяч. Почему такая разница?
Вероятно, в сообщении из Берлина речь шла только о безвозвратных потерях о тяжело раненных и убитых Новое донесение получили сегодня ночью.
Что еще нового?
Сегодня поступили сведения, что с девятнадцатого июля в Борисове находится крупный штаб, возможно штаб командующего фон Бока. К сожалению, информация запоздала, доложил Григорий.
Разговор в кабинете Директора на этом закончился. Вот тогда Григорий и положил перед ним свой рапорт с просьбой о переводе на фронт.
Директор пробежал глазами рапорт, в нем было всего несколько строк. Лицо его стало холодным и замкнутым, он посмотрел на полковника и долго молчал. Молчал и Григорий.
Советую вам возьмите рапорт обратно, и будем считать, что этого разговора не было медленно произнес Директор.
Но поймите меня
Я все понимаю, прервал Директор, и в голосе его зазвучали резкие нотки. Все это эмоции Вы думаете, у меня не возникают такие мысли? Вот попрошусь на фронт, дадут дивизию, в крайнем случае полк, и я успокою свою совесть Но в войне каждого из нас ставят на то место, где он может быть наиболее полезен. И уходить самому Это похоже на дезертирство! Не будем
больше говорить об этом.
Директор протянул полковнику его рапорт
И снова пошли бессонные ночи, снова днем одолевала нечеловеческая усталость.
В немецком городке, расположенном рядом с швейцарской границей, жил немец, в прошлом рядовой профсоюзный работник. Сын его, красавец с арийской внешностью высокий, светлоглазый именно таких отбирали в войска СС, служил в лейб-гвардии, в войсках личной охраны Гитлера при его полевой ставке. До армии он был радиолюбителем, сделал себе коротковолновый передатчик и, уходя на военную службу, пообещал отцу раз в неделю, по субботам, ровно в полночь, подавать родителям сигнал, что жив и здоров. Вести летели из Берлина, из Берхтесгадена, из Восточной Пруссии, отовсюду, где в условленный день размещалась ставка Гитлера.
Во второй половине июля сын передал родителям:
«Прибыли в Борисов. Здоров. Идут затяжные бои».
И еще одно донесение поступило в те дни от «Деда», из белорусского партизанского отряда:
«В Борисове отмечено скопление машин. Среди них машины с штандартами больших германских военачальников»
Для советских войск положение под Москвой складывалось катастрофически. Так думал Гальдер. На сто пятый день войны четвертого октября сорок первого года он записал в дневнике:
«Операция «Тайфун» развивается почти классически Танковая группа Геппнера стремительно прорвалась через оборону противника и вышла к Можайску Намечается глубокое окружение групп противника»
Еще в июле полковник Беликов по распоряжению Директора подготовил и отправил указания Центра своим «сторожевым заставам».
«Все внимание направьте на получение информации о немецкой армии. Внимательно следите и оперативно сообщайте о перебросках немецких войск на Восток из Франции и других западных стран».
«В Германии формируются двадцать восемь новых дивизий, которые должны быть готовы к сентябрю».
Проходили день за днем, а связи не было. Тревога все нарастала. Директор распорядился сбросить на парашютах резервных радистов Ганса и Лелю. Выброску провести в Польше, поближе к немецкой границе. Они улетели молодой радист из немецких антифашистов и девушка из Московского института иностранных языков, в совершенстве знавшая немецкий. Операцию по выброске парашютистов готовил сотрудник Центра Курт Вольфганг. Впрочем, теперь у него была другая фамилия.
Прошло десять тревожных дней, предельный срок, в течение которого резервные парашютисты должны были подать о себе весть. Но они молчали
Радисты-операторы из ночи в ночь тщетно вызывали Берлин. Рядом с ними часами сидел Григорий Беликов. Берлинский корреспондент на вызов не откликался. В кабинете Директора обсуждали сложившуюся ситуацию. Полковник Беликов предложил: радисту Грину дать предписание, чтобы он выехал в Берлин и восстановил нарушенные контакты с группой Коро и Альтой. Если потребуется, оказать помощь. Иного пути нет. Резервные радисты не отвечают.
Но это нарушает элементарные основы конспирации, возразил один из участников совещания.
Да, но что делать?
спросил Григорий. Оставаться без информации нельзя. Надо идти на риск
Директор согласился. Надо подготовить текст, но день-другой подождать. Операция действительно рискованная. Да и на шифр нельзя полагаться безоговорочно
Москва переживала самые тяжелые дни за всю войну.
Ночью поступил приказ: Центру подготовиться к эвакуации.
Нацистские войска стояли на ближних подступах к столице. Кто скажет, скольким временем можно располагать для эвакуации? Колонны военных грузовиков стояли под погрузкой, выносили тяжелые сейфы. В помещения внесли канистры с бензином, минеры закладывали взрывчатку, ставили детонаторы, тянули провода, чтобы в нужный момент поднять все в воздух «в случае непосредственной опасности», как говорилось в приказе. Комендант управления раздал офицерам автоматы и неограниченный запас патронов.