Гальдер склонился, поправив пенсне, над крупномасштабной картой.
Нас особенно интересует мост через Двину, сказал начальник генерального штаба
Вечером в его рабочем дневнике появилась новая запись:
«Закончена разработка для активного стратегического развертывания «Барбароссы». В распоряжение Листа передается рота полка «Бранденбург-800».
После совещания с Гальдером генерал Курт фон Типпельскирх отправился к шефу имперской разведки. Адмирала Канариса он еще застал в его служебном кабинете на Крипицштрассе.
Кивнув адъютанту Канариса, который вскочил при его появлении, фон Типпельскирх без доклада прошел в кабинет руководителя абвера. Он часто бывал здесь, в кабинете, увешанном картами многих районов мира. Карты меняли в зависимости от заданий, исходивших из ставки Гитлера. Здесь висели когда-то карты Австрии, Чехословакии, Польши Теперь на их месте, занимая половину стены, спускалась до пола карта Советской России.
На другой стене кабинета галерея портретов прежних руководителей абвера, и среди них в центре большая фотография полковника Николаи, возглавлявшего имперскую разведку в годы последней мировой войны. Над рабочим столом портрет Адольфа Гитлера, а чуть ниже фотография с дарственной надписью генерала Франко, с которым адмирала Канариса связывали давние узы дружбы.
И еще на рабочем столе стояла бронзовая статуэтка три обезьянки, прижавшиеся одна к другой. На первый взгляд они походили на скульптурную группку, распространенную на буддийском Востоке, ставшую символом отрешенности, невмешательства в дела людские, ухода от житейской суеты сует. В изображении буддийских мастеров
одна обезьяна закрывала рукой глаза, другая зажимала уши, а третья прикрывала ладонью рот. «Не вижу, не слышу, молчу!» нирвана, сулящая блаженство во всех мирах Но Канарис поручил скульптору чуточку изменить восточную статуэтку. На его столе первая обезьянка за кем-то подглядывает, прижав к бровям согнутую козырьком ладонь, другая подслушивает, приложив руку к уху, и только третья оставалась все в той же позе с зажатым ртом. «Все вижу, все слышу, молчу!» Адмирал Канарис распорядился отлить сотни, может быть, тысячи таких копий и раздал сотрудникам имперского управления военной разведки Фон Типпельскирх доложил адмиралу о совещании в генеральном штабе, о ротах бранденбуржцев, прикомандированных к штабам армий, о предстоящих диверсиях, связанных с захватом мостов.
А вы знаете, прервал его вдруг Канарис, к этим обезьянкам я бы добавил теперь еще одну которая поджигает бикфордов шнур Это то новое, что отличает нашу разведку. Мы не только видим, слышим, молчим, но и действуем Цель оправдывает средства! В этом я абсолютно согласен с фюрером Мы начинаем большую игру, и я, как никогда, уверен в успехе
Канарис глядел на собеседника исподлобья. Он стал развивать новую идею:
Одновременно с тем, что уже решено, надо послать в Россию наших людей в товарных поездах. Ничего не случится, если они проведут день-другой в груженых вагонах. Зато на рассвете дня икс бранденбургские молодцы окажутся в тылу у русских. Только не следует слишком далеко их засылать Дайте задание проверить расписание товарных поездов. Пусть сеют панику Пусть убивают, жгут, взрывают И еще одно вы не обратили внимания на такую психологическую деталь: когда солдаты идут строем в военный городок, дежурные пропускают их без пропуска А что, если за день до войны послать в Брестскую крепость отряд бранденбуржцев, говорящих по-русски и одетых в красноармейскую форму В день икс они тоже сослужат нам отличную службу Вы помните первого командира полка фон Хиппеля? Он любил говорить своим парням: «Вы должны быть шайкой разбойников, которые могут вытащить даже черта из ада!» Вот таких головорезов мы и пошлем в русскую крепость
День икс приближался. Воображаемая обезьянка на столе адмирала Канариса держала наготове спичку, чтобы поджечь бикфордов шнур
Часть втораяПО ТУ СТОРОНУ ФРОНТА
ГЛАВА ПЕРВАЯ «ОНИ НАПАДУТ НА РАССВЕТЕ»
Поверженная Европа томилась теперь под пятой Гитлера от Бреста до Бреста. Один Брест находился на крайнем западе порт, стоявший на берегу Атлантического океана, другой на востоке, рядом с крепостью, на самой границе России только перешагнуть речку. Древний город на Буге, исконно русский, стоял здесь тысячу лет и тоже назывался Брестом. А между ними европейские государства, лишенные границ, нацистская вотчина, где повсюду развевались флаги со свастикой. Теперь Гитлер зарился и на русский Брест.
Война, казалось бы, ушла в прошлое. Многие поселения снова выглядели мирными, задумчиво-лиричными, как сто, двести лет назад. Это те,
которых не коснулась война, по которым не прошлись гусеницы тяжелых танков. И даже немецкие солдаты, гулявшие по старинным улочкам, и камуфлированные машины оккупантов, сновавшие по дорогам, не нарушали этого впечатления. Только люди, придавленные свалившейся на них бедой, были понуры и молчаливы. Ни смеха, ни шуток, ни веселости, присущей французам, которые сделались вдруг побежденной нацией Навеки, навсегда так говорил Гитлер.
Так же выглядел и Сен-Жермен, парижский пригород с приземистыми домами, которые толщиной стен напоминали крепостные сооружения. Нетронутыми стояли коттеджи под черепичными кровлями, особняки богачей в зеленых садах, трущобы бедноты, парки, аллеи цветущих каштанов. И все же обитатели Сен-Жермена ни на минуту не забывали об оккупации. Ее символом был немецкий штаб. У подъездов, как монументы, расставив ноги, стояли солдаты в касках, с автоматами на груди. Как будто они и не мешали жизни парижского пригорода, но сенжерменцы старались обходить этот квартал стороной.