Накинув полушубок, ухожу в «предбанник». Здесь как на поле брани после великой баталии. Неубранный стол с остатками новогоднего ужина. На венском стуле сидит Макс с видом ответственным и серьезным. Гитару держит наперевес, как винтовку, твердо и крепко. Сидит прямо, как в строю, выпятив грудь. Поет романс, аккомпанируя себе на гитаре. Макс свеж и весел. Волосы тщательно зачесаны назад, на груди Георгиевский крест, на рукаве две нашивки за ранения.
Юнкер сказал должен ехать в Финляндию. Говорят, Ленин бывает там иногда в Мустамяки, на даче у Бонч-Бруевича. А Сема показал свой новый наган, который выменял на старый солдатский, отдав в придачу еще шинель. Наган действительно хорош. Мы разговариваем о разных вещах, и очень мало о главном. А где-то внутри, в подсознании, неотступное чувство того, что предстоит совершить.
Настроение кислое, и я возвращаюсь к себе, сажусь за дневник, отрываюсь, гляжу в окно. Где-то там, в этих же улицах, уходящих в туман, в большом доме у реки Невы живет тот, жизнь которого должна столкнуться с моей в один из ближайших, роковых дней. Кто он такой? Уж много дней ходим по его следу. По газетам слежу за ним. Кто он, обольстивший собой простых и бесхитростных людей? И откуда его губительная власть надо мной? Кто лишил меня сознания правоты своего дела, как пришло в душу сомнение? Наган и бомба приготовлены у меня для него, но иногда кажется, что он у меня в груди, что мне не убить его, даже если он будет мертв. Кто он говорящий правду или сеющий ложь? Великий Враг или Провидец, Глашатай новой правды, устремленной к человеческому счастью? Кто, кто же он?
Третьего дня бродил вокруг Смольного. Бурей поднялось неодолимое желание увидеть его. Все равно когда увижу, тогда узнаю все.
Может быть, об этом надо сказать Капитану? Может быть, это малодушие, которого я не вправе скрывать? Капитан надеется на меня как на каменную гору. Но разве же не останусь я до конца твердым? Разве не совершу того, что взял на себя! Разве не позор поддаться искушению пломбированного шпиона? Разве не к гибели ведет он родину? Разве не позор задумываться над тем, над чем я задумываюсь? Разве не предательством была разгромлена наша армия? Разве не лежит за это ответственность на его голове?.. Нет, Капитан, вы можете быть спокойны рука не дрогнет!
Раздался звонок в коридоре двойной и резкий. Условный звонок. Значит, пришел Технолог. Наш информатор студент. Маленький,
черный, в фуражке с блестящими молоточками, в ватном пальто. Принес какие-то вести. Все сгрудились в коридоре, пойду погляжу, что нового
2 января 1918 года.
Расскажу о том, что произошло вчера.
Когда позвонил Технолог, Капитан сразу увел его в свою комнату. Потом они вышли, и Технолог, подняв воротник, ушел из квартиры. Капитан сказал нам: «Господа, вести серьезные и благоприятные. Возможно, сегодня удастся осуществить операцию. Технолог узнал, что сегодня Ленина ждут на проводах красногвардейцев. Прошу приготовиться!»
Братва пришла в возбуждение. Одевались, толкаясь разбирали шинели. Капитан сказал мне: «Я надеюсь на вас». «Да, можете положиться». «Тогда через полчаса двинемся. Сначала в «предбанник», оттуда на операцию».
Моя комната, книги, тетради. Горит лампа. Стало вдруг так спокойно, уверенно. Значит, книги надо закрыть, может быть, навсегда. Очистил середину стола для нагана и бомбы. Она свободно помещается в кармане.
Я готов! Уже хорошо, что больше не придется мучиться бессонницей. Я не в силах противиться меня влечет сила неведомая. Я игрушка в руках чего-то сильного и большого.
Лампа горит над книгами. Среди книг и тетрадей бомба и бесконечно дорогое лицо в черепаховой рамке. Бьет час последний. Пусть исполнится предназначение!
Вошел Капитан: «Ну, нам пора».
Мы оделись, Капитан в свою шинель, я в свой романовский полушубок. На мне волчья папаха и шарф. Капитан накинул на плечи башлык. Я вернулся в комнату, посмотрел на стены, на полку, на черепаховую рамку. Ощущение как перед боем, когда передают по цепи сейчас пойдем в атаку.
В «предбаннике» люди в серых шинелях. Одни одеваются, другие, одетые, сидят и ходят, готовят оружие, пьют коньяк. Нет электричества, и огарок, воткнутый в бутылку, освещает заговорщиков. В шинели и сбитой назад папахе сидит нахохленный Сема. «Это тебе не заставу немецкую снимать!» говорю я ему. Он неопределенно тянет: «Да-а-а» и улыбается виновато. «Вот такой жалобной улыбки раньше я у тебя не видывал Может, и меня околдовала нечистая сила», думаю я.
Появился Технолог, подтвердил все так. Красногвардейцев провожают на фронт. Ленин обещал там быть. Ждут к восьми часам. Капитан спросил: «На какой машине он будет сегодня?» «Вероятно, тот же номер 4647».
Капитан распорядился: ехать немедленно, выходить поодиночке. Сбор в сквере за цирком. Макс кричит: «Шагом марш!.. Дерябнем напоследок!»
У ворот я подождал Макса. «Макс, мы с тобой вместе?» «Вместе. Всегда вместе, и сейчас вместе. Была не была, что бог даст»
Ночь была беспросветная, и туман был настолько густой, что в нескольких шагах не видать человека. «Эх, ночь-то разбойная! Лучше не найти», говорит Макс.