Да, ты прав, проговорил искушенный в житейских делах Штюльпнагель. Нельзя рисковать собственной репутацией. Все знают, что ты для Милды не посторонний Скажи, а человек-то он стоящий?
Еще бы!.. Из старой аристократической семьи, инженер Ума не приложу, что делать, огорченно продолжал фон Штумп. Не могу же я обратиться к нему с вопросом о его намерениях! Вероятно, он дал повод Милде на что-то надеяться. Если он порядочный человек, должен сам внести в их отношения ясность.
Разумеется, согласился командующий, Милда должна поговорить с ним начистоту.
А я уж подумывал, не вызвать ли сюда ее мать. Женщины лучше разбираются в таких делах
Пожилые генералы сидели за столом, тянули из бокалов вино и много курили
Через несколько дней Викто́р встретился с Граммом и рассказал, в каком затруднительном положении он очутился. Дядюшка Милды недоволен неопределенностью их отношений, опасается за ее репутацию.
Да, надо жениться! воскликнул Грамм. В глазах его загорелись веселые огоньки, хотя говорил он, по сути, о серьезных, очень серьезных вещах. Игра стоит свеч! Такой источник, как Милда, сразу не отыщешь.
Это верно, теребя свою густую бороду, согласился Викто́р, Милда и теперь запросто передает мне копии бумаг, которые уходят в Берлин Все это я понимаю! Но жениться Нет, это невозможно
Так что же будем делать?
В крайнем случае, может быть, объявить помолвку, предложил Викто́р.
А что, это идея! согласился Грамм. Это мне нравится. Посмотрим, что скажет Майстер
Разговор этот происходил еще до ареста Амиго. Через него Грамм и передал согласие Дюрера. Когда Кетрин встретилась с Викто́ром, она шутливо сказала:
Поздравляю, Викто́р Я привезла тебе согласие на помолвку
Кетрин улыбалась, но настроение у нее было совсем не веселое. Викто́р почувствовал это.
Ну зачем же так!.. Ты же все понимаешь!..
Конечно, Кетрин понимала Но сердцу-то не прикажешь! Все это было так сложно
Викто́р стал популярной фигурой среди немецких штабных офицеров. Его уже считали родственником генерала фон Штумпа, коменданта амстердамского гарнизона. И генерал явно благоволил к жениху племянницы Милды. В присутствии Викто́ра велись теперь самые откровенные, доверительные разговоры.
Вскоре после помолвки в квартире фон Штумпа по какому-то поводу собралась избранная компания военных. После ужина мужчины перешли в курительную комнату, и генерал завел разговор о положении на германо-советском фронте. Война на Востоке шла второй год, и многое не оправдывалось в расчетах генерального штаба Старые генералы военная элита Германии были недовольны ходом кампании и, не высказывая этого вслух, объясняли неудачи самонадеянным поведением Гитлера. Фон Штумп осторожно затронул эту тему, избегая ставить все точки над «i».
Мы не можем и не должны воевать на два фронта, говорил генерал, раскуривая вечернюю сигару. От этого предостерегал нас еще Бисмарк. Мы не можем покончить с большевиками, пока не прекратим ненужной войны с англо-американцами На Россию надо бросить все силы и смять ее серией решительных ударов
Викто́р спросил:
Вы считаете, генерал, что на Западе нужно заключить мир?
Вне всякого сомнения!
А мнение фюрера Он двинулся на Восток, не закончив войны с англичанами. Как он относится к такой идее?
Это должно быть сделано вместе с фюрером или без него! резко бросил генерал Штумп.
Фраза, оброненная монархистски настроенным генералом фон Штумпом, говорила о многом. Было известно, что комендант амстердамского гарнизона разделяет мысли Штюльпнагеля, командующего германскими оккупационными войсками на Западе. Разведчики интуитивно чувствовали
оппозиционные настроения военных по отношению к Гитлеру. Ходили разговоры о том, что надо заключить сепаратный мир с американцами, англичанами и вместе с ними создать единый фронт против Советской России. Теперь об этом открыто сказал генерал фон Штумп, личный друг и единомышленник Штюльпнагеля.
Перед тем как броситься в поток авантюр, Гитлер поучал своих единомышленников-генералов:
«Провидение определило, что я буду величайшим освободителем человечества. Перед поворотным этапом истории я освобождаю людей от сдерживающего начала разума, от грязной и разлагающей химеры, именуемой совестью и моралью. Я благодарю судьбу за то, что она уготовила мне благословение свыше и опустила на мои глаза непроницаемую завесу, освободив душу от предрассудков.Природа жестока, следовательно, и мы тоже имеем право быть жестокими. Если я посылаю цвет германской нации в пекло войны, проливая без малейшей жалости драгоценную немецкую кровь, то я, без сомнения, имею право уничтожить миллионы людей низшей расы, которые плодятся, как насекомые. Война, господа, производит естественный отбор, очищает землю от неполноценных и низших рас. И само государство, если немного пофилософствовать, является объединением мужчин в целях войны».
«Территория Польши будет очищена от своего народа и заселена немцами. Договором с Польшей я хотел только выиграть время. Международные договоры для того и существуют. В конце концов с Россией, господа, случится то же самое, что я делаю с Польшей».