Только подумал, а он кричит сверху в мегафон: «Опускаем
трос с фонарем!..»
Минут через пять, мы уже по колени в воде стояли, видим, сквозь туман спускается к нам светлое пятнышко
В общем и анкерок, и нас с Алексеем в самое время вытащили.
На базу мы с ним возвращались в машинном отделении «Вихря». Отогревались. И в сухую робу переоделись, и горячего чая напились, а все не попадали зуб на зуб
Доронин широко улыбнулся, прищурив глаза, и в них в одно и то же мгновение отразились и природное, истинно русское добродушие, и мудрость, и жизненная сметка, накопленные несколькими поколениями каспийских и камчатских рыбаков, людей большой внутренней силы и отваги. И я подумал: в только что рассказанной им истории боцман присочинил, будто бы ему было страшно, когда они плыли на тузике через Малый пролив; присочинил не из намерения порисоваться, а из скромности, из желания подчеркнуть, чего все это стоило для Алексея Кирьянова, совсем еще в то время неопытного пограничника.
Сидим мы, значит, в машине, у горячего кожуха, отогреваемся, улыбаясь, продолжал Доронин, а Алешка возьми и зашепчи мне на ухо: «Для того чтобы измерить высоту какого-либо предмета на местности, нужно построить два подобных прямоугольных треугольника» Перебиваю я его: «Я, говорю, и сам это вспомнил».
Может быть, Алексей и догадался, что я его тогда на камушках на откровенность вызывал, но виду не подал, спрашивает:
«А что, товарищ боцман, ваш дружок пришел в свою тарелку?»
Я будто не понял, о чем речь, переспрашиваю:
«Какой дружок?»
«Ну тот комендор который с «Ломоносовым» письмо от бывшей невесты получил».
«В точности, отвечаю, это мне пока неизвестно, но похоже, что скоро пойдет на поправку..» И больше на эту тему ни я, ни он ни словечка
Моросящий дождь-бус, начавшийся с полчаса назад, все усиливался и усиливался и в конце концов прогнал нас с Дорониным с мыса над Малым проливом; мы направились домой, к базе. Под ногами похрустывали обломки застывшей лавы.
Боцман вдруг наклонился, достал из-под камня небольшое светло-серое яйцо, которого я, конечно бы, и не заметил.
Чайка оставила; наверно, ее самое-то поморник сцапал.
Доронин осторожно завернул яйцо в носовой платок, спрятал в карман, улыбаясь добавил:
Марише для коллекции
Свернув от пролива к тропе, идущей над океаном, мы вскоре поднялись на утес, на котором неподалеку друг от друга стояли старинный каменный крест и обелиск с пятиконечной звездой. Приостановившись, мы отдали честь героям родины, положившим жизни за ее великое будущее.
С высоты утеса открылся необозримый океанский простор, вид на затушеванные дымкой тумана и буса соседние острова.
Красота!.. тихо, почти с благоговением произнес боцман.
Мне интересно было узнать, что же обнаружили пограничники в анкерке, который Доронин и Кирьянов достали на отмели, но я воздержался от вопроса. Не хотелось перебивать настроения боцмана, да, вероятно, если бы он мог, то сам бы рассказал об этом. Он же заговорил совсем о другом, посоветовал мне порасспросить рулевого Игната Атласова о том, как они с Алексеем Кирьяновым доказали рыболовам-хищникам, что дважды два вовсе не четыре, а сорок, и как при этом Алексей заслужил право на то, чтобы комсомольцы погранбазы единогласно постановили снять с него выговор, полученный на Черноморье
КОМСОМОЛЬСКАЯ СОВЕСТЬ
Карикатура изображала молодого моряка со вздернутым носом. Стоя на цыпочках, явно самовлюбленный крикун пытается дотянуться до верха голенища огромного сапога.
Под рисунком строка из пушкинской притчи о сапожнике:
«Суди, дружок, не свыше сапога!..»
Кирьянов? спросил я, рассматривая карикатуру.
Что вы! воскликнул Атласов, Это дальномерщик Петя Милешкин. Такой был всезнайка, такой хвастун: «Я десять классов окончил, нечего меня учить!..» А сам, маменькин сынок, воротника не умел пришить, носового платка выстирать. После этой карикатурки Милешкин неделю с Алексеем не разговаривал.
Почему же именно с Кирьяновым?
Так ведь это же Алеха его нарисовал. Здорово? Петька Милешкин, как вылитый
Второй документ, показанный мне Игнатом Атласовым, протокол общего комсомольского собрания корабля.
Первый пункт этого протокола посвящен Алексею Кирьянову, и его необходимо привести дословно:
«Слушали: Заявление члена ВЛКСМ А. Кирьянова о снятии с него выговора, объявленного ему первичной организацией ВЛКСМ Школы младших морских специалистов в г. А. за строптивость, отрыв от коллектива и проявление трусости.Постановили: Учитывая, что А. Кирьянов принимает активное участие в общественной работе (заместитель редактора стенгазеты «Шторм») и показывает пример в дисциплине и в боевой и политической подготовке, а также учитывая то, что он проявил себя в боевой операции при ликвидации аварии и задержании нарушителя границы, как и подобает комсомольцу-пограничнику, ходатайствовать перед бюро ВЛКСМ базы о снятии с тов. А. Кирьянова выговора (принято единогласно)».
Рядом с картой Курильских островов были расклеены фотографии с довольно подробными подписями. Они сообщали и о лесных богатствах гряды на южных островах немало строевой древесины, и о перспективах оленеводства и охотничьего промысла на северных островах есть и чернобурые лисы, и соболь с горностаем.