Лебеду толкут, определил Левшин.
Может, здесь и заночуем? Видно, бедная хата и на отшибе так спокойнее, поспешно проговорил Полонский.
Постой, дай оглядеться. Мало ли что
Левшин почему-то медлил. Полонский ждал, нетерпеливо переступая с ноги на ногу. Чрезмерная осторожность товарища начала раздражать его.
Ну?
Подожди Слышишь?
Только теперь Полонский услышал какой-то неясный шум, примешавшийся к однообразному деревянному стуку. В дальнем конце проулка взахлеб залаяли собаки. Потом по грязи зашлепали лошадиные копыта, негромко заговорили люди.
Бандиты! шепнул Левшин. Кроме них, некому, еще чуть помедлив, он потянул Полонского за рукав. Ладно, пошли. Была не была. Сюда в эту хату они вряд ли заглянут.
Когда они подошли к дому, низкая дверь, надсадно скрипнув, открылась, на мокрую землю легла полоса неяркого света и в деревянном проеме встал коренастый человек в казачьей фуражке, с обрезом в руках. Шагнув через порожек, он обмерил ребят долгим настороженным взглядом.
Вам чего тут?
Да вот переночевать хотели. Жар у него, простуженно просипел Левшин, мотнув головой в сторону Полонского.
Ладно, опосля погутарим. Без шалостев прошу, казак ткнул Левшина в грудь дулом обреза, а то заночуете до второго пришествия. Он засмеялся, и ребята унюхали в воздухе запах самогона.
Гриш! крикнул казак в дверь. Наши возвернулись? Собери чего есть на стол!
В темноте топтались и фыркали лошади, переговаривались охрипшие на влажном ветру голоса. «Н-но, балуй, черт!» крикнул кто-то. «Разуй глаза», прозвучал органно низкий голос. «Учи свою бабу» ответил ему другой, на теноровых верхах. Послышался смех. Левшин определил: приехало пять-шесть казаков, не больше.
Высокий человек в офицерской шинели, придерживая рукой эфес шашки, вошел в полосу света.
Ты, Федор? Что у тебя тут? резко спросил он.
Да вот приблудились какие-то.
Не с верхних станиц?
Пес их разберет. Ночевать просются.
Хорошо, пусть ночуют.
Взглянув на ребят темными недобрыми глазами, офицер, пригнув голову, вошел в дом.
Прошу до нашего куреня, дорогие гостюшки, ухмыльнулся казак. Дюже мы без вас соскучились.
И Левшин сразу вспомнил выкрик, прозвучавший на совещании партийного и комсомольского актива.
Беленков, сказал он Полонскому одними губами и чуть слышно добавил: По фотографии он точно.
Беленков сбросил на руки Федору тяжелую, не просохшую после дождя шинель и сел на лавку, вытянув перед собой ноги в грязных солдатских сапогах. Видно было, что он устал и проголодался. Запах печеного хлеба щекотал ему ноздри, вдоль сильной жилистой шеи рывками ходил кадык, подпирая выпуклый бритый подбородок. Тряхнув головой, Беленков с трудом подавил зевок.
Давно поймали? спросил он у Федора.
В аккурат как вам подъехать. Выхожу во двор, а они, птахи, жмутся. Какого роду неизвестно. А тут и вы.
Беленков подобрал ноги, подался вперед. По его лицу пробежала короткая судорога.
Ну? Кто такие? Откуда? Только быстро.
Разрешите сначала сесть. Мы едва держимся на ногах. Весь день в степи на ветру, на дожде.
У меня свои права и свои меры наказания. Думаю, что читали «Всадника без головы»?
Да.
Так вот малейшая неточность, и вы превратитесь в такого всадника. Откуда идете?
Из Морозовской.
Почему вас занесло в эту глушь?
Мы с товарищем из коммерческого училища. Нас командировали в окружное статбюро, а оттуда на этот хутор, переписывать голодающих.
Бесполезное занятие. На Дону нет муки. Ваши списки бумага, годная только для нужника. Казаки находят это ненужной роскошью, усмехнулся Беленков и снова вытянул перед собой ноги. Федор, обыщи их!
Полонский, пожав плечами, поднялся с топчана и спросил:
Карманы вывернуть?
Пожалуй, это было рискованно. Но что-то толкало его на этот риск, нечто такое, что было сильнее страха. Он чувствовал, что именно так должен вести себя отпрыск состоятельной семьи (какой-то его однофамилец управлял до революции крупным имением), попавший в глупое положение.
А ты не шуткуй! Дюже храбрый, сузил глаза Федор. Еще посмотрим, что у вас в шмотках.
Обшарив карманы ребят, он отдал Беленкову их удостоверения и развернул сверток с лепешками, испеченными в дорогу.
А мучица-то белая! Ничего живут в Морозовской. Аж завидки берут!
Откуда эта мука? спросил Беленков, бросив удостоверения на стол.
Американцы прислали целый эшелон. Мука аровская. Это так американский комитет помощи называется АРА! Нам сказали, что после переписи голодающих муку будут раздавать по хуторам.
Аровская!.. Многозначительно заметил Беленков и замолчал, обдумывая какую-то мысль. Ну ладно. Утром решим. Ночевать будете тут Покажешь им, кивнул он Федору.
В крохотном закутке с ситцевой занавеской вместо двери стояли две широкие скамейки. На стене висела темная фотография в деревянной рамке. От пола исходил едва уловимый запах чебреца.
Постелитесь сами, буркнул Федор. Он вышел во двор и закрыл ставни.
Полонский сел на скамейку, обхватив руками плечи. Напряжение, владевшее им с того мгновения, когда казак ткнул Левшина в грудь дулом обреза, схлынуло, и теперь он не чувствовал ничего, кроме тяжелой усталости, растекавшейся по всему телу.