Ладно, сказал арестованный, дайте бумагу ваша взяла!
«Уполномоченному Советской власти на юго-востоке России.Мы сыны Тихого Дона, притесняемые соввластью, ознакомились с приказом наших старших руководителей князя Ухтомского и полковника Назарова, в коем мы призываемся к ликвидации нашего дела и добровольной сдаче оружия, за что нам соввластью гарантируется полная неприкосновенность и гражданские права.
Мы со своей стороны заявляем вам, что до тех пор мы не можем окончательно решить интересующие нас обе стороны вопросы, пока не будут доставлены к нам князь Ухтомский и полковник Назаров, во всяком случае, последний обязательно.
Срок доставки Назарова и Ухтомского назначаем к 12 часам в воскресенье. Присланных вами граждан мы по недоверию задерживаем до прибытия Назарова и Ухтомского, дабы точно удостовериться в правдивости их приказа и не был ли он писан под пыткой или угрозой расстрела.
Наших представителей верните сегодня к вечеру.
Комитет для переговоров с Советской властью. Подписи».
Ясное дело, сказал Зявкин, офицеры воду мутят. Половина их из карателей, этим нечего терять.
Со своего места грузно поднялся Тишковский:
Вы вот что, товарищи, учтите! Ведь каждый казак с малых лет усвоил: сам погибай офицера выручай. Традиция! Им, может быть, и не нужен этот самый Назаров, но амбиция казачья остается. Тут надо тонко подойти.
А может быть, отвезти к ним этого Назарова и разоблачить?
Надо, чтобы поверили.
В разгар совещания пришел Буденный. Он внимательно прочел послание казаков и, задумчиво поглаживая усы, сказал:
А где эти их делегаты?
Мне бы с ними потолковать с глазу на глаз.
Пожалуйста, Семен Михайлович! Воронов, проводи товарища Буденного.
Командарм ушел. Совещание продолжалось. Только к концу его Буденный снова вошел в кабинет.
Есть теперь и у меня предложение, сказал он, хитро улыбаясь.
Сдаваться! кричали в одном месте. Нет больше терпения, братья-казаки! Против своих же идем!
Они тебе покажут свои! Забыл девятнадцатый год?
К полудню в воскресенье, к сроку, указанному в ультиматуме, страсти особенно накалились. Уже тяжко избили кого-то, грозились винтовками, с минуты на минуту могла вспыхнуть общая междоусобица, когда вдруг на станичную площадь влетели два молодых казачка, скакавших верхом без седел.
Едут! Едут! кричали они истошными голосами, покрывая всеобщий шум и гам. И разом стихли людские водовороты. Все глядели, как с груды холмов по вьющейся пересохшей дороге стекал вниз клуб пыли, а впереди него небольшой открытый автомобиль. Он быстро въехал на площадь и остановился неподалеку от толпы, пофыркивая разгоряченным мотором и чадя непривычным запахом горелого бензина. Щелкнули дверцы. Два человека шли прямо на толпу. Люди ахнули, загудели и снова замолкли.
Впереди в полной форме и при всех своих краснознаменных орденах шел, придерживая рукой золотую шашку с алым орденским бантом, командарм Буденный, за ним в кожаной куртке и фуражке со звездой шагал второй, в котором многие из толпы узнали председателя Дончека Федора Зявкина.
Молча расступалась толпа. Приехавшие шли по узкому человеческому коридору. Словно убедившись в реальности происходящего, люди снова заговорили:
Послухаем!
Гутарить будут!
Эх! Орел, Семен Михалыч!
Што ему! За бугром небось корпус стоит!
А энтот из Чека!
Комиссар!
Буденный и Зявкин поднялись на трибуну. Очередной оратор, так и не закончивший свою речь, спрыгнул вниз, в толпу. Командарм обвел всех взглядом.
Здорово, станичники! Голос его, привычный к командам, звучал зычно. Слышно меня?
Давай, крой, слышно! ответила толпа.
Тут кто-то про корпус сказал. Буденный будто искал кого-то глазами. Ты, что ли? Нет с нами корпуса и никого нет! Вон ваши пятеро скачут, приотстали.
На дороге показались возвращавшиеся из Ростова казаки-делегаты.
Мутят вам головы, станичники! Мы уж отвоевались, буржуев за море выкинули, а с вами, хлеборобами, чего нам воевать? Верно говорю: мутят вас, пора уж хлеб убирать, а вы воевать надумали? Полковника Назарова ждете? Нету никакого Назарова в природе. Бог товарищ Зявкин не даст соврать. Подбил вас на это дело бывший городовой из Царицына. Он полковника вашего убил еще в прошлом, году на Маныче и документы его взял
Толпа зашумела. Справа от трибуны закипела какая-то свалка, кинули на землю человека, толпа над ним сомкнулась и расступилась: осталось только распростертое тело.
Прапорщика Ремизова кончили! крикнул кто-то. Стрелять хотел!
Вот пес!
Генерал Ухтомский сам подписал приказ, продолжал Буденный. Он человек военный, понял: ничего не выйдет. Конная армия в Ростове, а против нее кто устоит? Вот пусть ваш делегат сам скажет!
На трибуну поднялся пожилой казак:
Верно Буденный говорит, станичники, нету никакого полковника, а есть городовой. Я ему в рожу плюнул. А генерала Ухтомского мы сами видели: складайте, говорит, казаки, оружие во избежание дальнейшего кровопролития.
Казак надел фуражку и, махнув рукой, сошел с трибуны.
Слушай меня! голос Буденного гремел как перед атакой. Бросай оружие здесь! он указал на небольшое пространство перед трибуной. Расходись по домам.