Он уже более месяца не был у нас, а потому такой не-
46 Намек на библейскую легенду о Пентефрии, которому был продан Иосиф измаильскими купцами в Египте.
ожиданный и поздний визит мне показался несколько странным.
Ну хорошо, доносился до меня меж тем крикливый голос Зуева, он, очевидно, чем-то был сильно взволнован и горячился, хорошо, я вам докажу, но помните, если это окажется правдой, то и вы должны сдержать свое слово.
Согласны? Сдержите?
Я уже вам сказала, а что я говорю, то и исполню,
послышался в ответ голос Мани.
Помните же, с какой-то торжественностью воскликнул Зуев, помните, это не шутка, в этом таится громадное благополучие для нас обоих.
А для меня? возьмите уже и меня в долю, крикнул я весело, входя в комнату. Мое неожиданное появление произвело эффект. Очевидно, увлекшись разговором, они не слыхали ни моего звонка, ни моих шагов. Оба как-то растерялись, особенно Зуев. Он сначала вспыхнул до корня волос, потом побледнел, и, когда взглянул на меня, мне почудилась в его лице как бы сдерживаемая неприязнь.
Жена тоже была не то сконфужена, не то чем-то словно бы недовольна. Я сделал вид, что ничего не заметил, дружески пожал руку Зуева и наклонился, чтобы поцеловать жену в лоб, но она слегка отшатнулась от меня, по крайней мере, мне это так показалось.
Где ты был? спросила она, подозрительно заглядывая мне в лицо.
Я наугад назвал первую подвернувшуюся мне на язык фамилию, кого-то из наших знакомых.
Она ничего не ответила, но как-то особенно недоверчиво прищурилась. Зуев тем временем начал торопливо прощаться, я не удерживал его, и он ушел. Жена предложила мне чаю, но я отказался, сославшись на то, что пил чай в гостях. Я боялся, чтобы за чаем жена не вздумала задавать мне каких-либо вопросов, а потому и поторопился скорее улечься спать.
Я уже засыпал, когда Маня, неожиданно приподнявшись на своей постели, вдруг спросила меня:
Федя, ты спишь?
Сплю.
Не дурачься, я хочу тебя кое о чем спросить.
Спрашивай.
Что бы ты сделал, если бы я изменила тебе?
Отправил бы в участок.
Господи, воскликнула Маня, сердито хлопнув рукой по подушке, что за несносный человек, неужели ты никогда не можешь быть серьезным. Я не шутя спрашиваю, как бы ты поступил, если бы я бросила тебя?
Для того чтобы бросить, надо поднять, а во мне три с половиной пуда, тебе, пожалуй, не под силу.
Ты нарочно сердишь меня?
Нарочно.
Хорошо же. Я больше не говорю с тобой, но помни, ты раскаешься.
Она помолчала несколько минут, но, видно, ей очень хотелось высказаться, а потому она не выдержала и снова заговорила:
А если я уйду от тебя, тогда что?
К кому?
Это не твое дело, уйду, оставлю тебя, что ты сделаешь?
Дам целковый на извозчика, чтобы ты не шла, а ехала;
сдача, если таковая останется, разумеется, в твою пользу.
Ты это серьезно? в голосе ее послышалась обидчивая нотка. Стало быть, я тебе надоела?
Очень.
Почему?
Потому что мешаешь спать.
Прежде ты так не рассуждал, уязвила она меня.
Прежде и ты от меня не собиралась бегать.
Ты, кажется, меня вовсе не ревнуешь.
Неужели ты до сих пор в этом сомневаешься? Разумеется, нисколько.
Значит, не любишь.
Не знаю, если, по-твоему, ревновать любить, то не люблю. У каждого свой взгляд на вещи, у мужиков: если муж жену не бьет значит, не любит. Прикажешь для доказательства любви за косы оттрепать?
Ты не рассердишься, если я тебя спрошу, я давно все собираюсь, да боюсь ты обидишься.
Валяй на здоровье.
А ты бы согласился на развод?
За деньги ни за какие миллионы, а даром, пожалуй, смотря по обстоятельствам.
Это как же так, по обстоятельствам?
Если бы я убедился, что человек, которого ты полюбила, достойней меня или не то чтобы достойней, а может лучше моего устроить твое счастье. Тогда бы я, мне кажется, уступил бы. .
Старая песня. На практике неприменимо. Никто никогда не сознается в превосходстве другого с полной искренностью, да и ты, я знаю, потому так сладко поешь, что уверен во мне, а увлекись я кем-нибудь, ты бы сделался ревнивее самого ревнивого ревнивца.
Не знаю. Попробуй. Однако уже два часа ночи, Спать пора. Adio mia carissima47. Приятных сновидений.
Маня ничего не ответила и улеглась, плотно до половины головы закутавшись в одеяло. Я тотчас же заснул как убитый. Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг я почувствовал, что кто-то тормошит меня. Я открыл глаза.
При бледно-розовом свете фонарика я увидел Маню, она сидела, наклонившись надо мной и обвив руками мою голову, осторожно, чуть касаясь губами, целовала меня в лоб и глаза. На ресницах ее блестели слезы.
Мэри, что с тобою? спросил я, с удивлением всматриваясь в ее лицо.
Я сама не знаю, мне отчего-то невыносимо грустно, так грустно, как никогда не было, я точно боюсь чего.
Да ты, мать моя, и взаправду не влюблена ли? Только в кого же, не в этого же орангутанга Зуева?
Он вовсе не орангутанг, у него замечательно прекрасное сердце. Посмотри, как относится он к своей жене, даром что она не стоит и одного его мизинца. Всегда он серьезный, внимательный, никогда никого не осмеет, ни над чем не глумится.
Словом идеал. Не про него ли сочинил Пушкин: Жил однажды рыцарь бедный,