Разбойник! Я не боюсь тебя!
Вы вы всего лишь жалкий фанфарон и вы дрожите при мысли о том, что можете потерять свою дочь, свое дорогое сокровище радость и гордость всей вашей жизни, о которой вы не можете больше заботиться! Так знайте, это я заставил бросить вас сюда, это по моему доносу вас отправили в тюрьму, откуда никто никогда не выходит я сделал это, чтоб освободиться от вас, чтоб заставить вас стать более сговорчивым и вынудить
капитулировать.
И что же ты решил?
Что вы будете просто счастливы отдать мне Надю!
Нет!
Ну что ж, ваш отказ это ее смертный приговор!..
Болван! презрительно засмеялся профессор. Как?.. Ты угрожаешь мне и забываешь, что оказался таким же пленником, как и я, в этих сорока квадратных футах. Тебя нельзя увидеть, но ты материален, стоит мне только позвать, как сюда сразу же прибегут, я дам через дверь необходимые указания, и тебя схватят, как самого заурядного преступника. Можешь мне поверить, поимка невидимого человека поможет узнику Лобанову выйти на свободу.
Да! Если у вас хватит времени, пробурчал негодяй.
В полной растерянности, затаив дыхание, дрожа от страха, жандарм и часовой слушают этот странный диалог.
Они не совсем хорошо понимают смысл торопливого, бурного и не очень ясного спора, добрую половину которого не могут расслышать: говорящие проглатывают в гневе слова, к тому же звуки приглушаются дверью. Вдруг отчетливый шум борьбы прерывает диалог.
Затем солдат с жандармом слышат, как что-то тяжело падает на пол и в ту же минуту раздается отчаянный крик заключенного, который хрипит и задыхается:
На помощь!.. Помогите!.. Убивают!..
При такой совершенно ясной ситуации, когда существует вполне ощутимая и реальная опасность, к обоим стражникам понемногу возвращается хладнокровие. К тому же в камере происходит драка Необходимо вмешаться, таков приказ
Рукой, дрожащей, словно лист на ветру, жандарм вставляет ключ в замочную скважину. Он дважды его поворачивает, и дверь открывается.
Избитый, полузадушенный Лобанов отбивается от кого-то на полу камеры.
Но он здесь один шепчет жандарм.
Узник поднимается, шатаясь, опирается о стол и кричит сдавленным голосом:
Хватайте его!.. Да задержите же его он убежит Хватайте его!
Обоим стражникам кажется, что у заключенного начался приступ сумасшествия. Впрочем, у них нет времени долго раздумывать. События развиваются с необычайной быстротой. Жандарм всем своим могучим телом загораживает дверь. Он уже готов войти в камеру Как вдруг получает страшный удар в живот. Он отступает на два шага и валится навзничь, изрыгая проклятия.
Бледный, с выпученными глазами, в разорванной одежде, профессор делает над собой огромное усилие и бросается к выходу.
Но существует устав а главное в этой жизни устав.
Часовой преграждает ученому путь, он даже чуть касается его груди острием штыка и говорит безапелляционным тоном:
Выход запрещен, папаша, или же я убью вас.
Болван! Это ему следовало бы проткнуть живот, кричит Лобанов в отчаянии, потом добавляет уже более уверенно: Тревога! Закройте все двери, выходы!.. Не оставляйте ни одной щели!.. Ружья наперевес! Сомкните ряды, создайте стену из солдат!.. Чтоб не осталось ни одного отверстия, чтоб не могла проскочить даже мышь!
Жандарму скорее страшно, чем больно. Он поднимается, его покачивает; позабыв о дисциплине и правилах, требующих соблюдать тишину, он орет во весь голос:
Люди!.. Злой дух ударил меня!.. Вы слышите, злой дух ударил меня! Клянусь святым Сергием, моим небесным покровителем я от этого умру.
Эх ты, дурья голова, это не злой дух! взрывается профессор.
А кто? Кто же тогда?
Черт побери!.. Это он
Но кто? Скажите!
Это Ничто! Ничто! Господин Ничто! Господин Ничто!
Ах, господин Ничто!.. Понимаю бормочет жандарм.
Как противоречива человеческая натура. Эти загадочные слова узника должны были бы еще больше запутать дело.
Но нет! Наоборот, жандарм испытывает даже некоторое чувство удовлетворения Почему? А потому, что слова указывают на непонятное явление, дают ему название. Поскольку это таинственное, неуловимое, невидимое существо называется господин Ничто, оно сразу превращается во что-то.
И этого вполне достаточно, чтоб немного успокоить жандарма.
Однако крики профессора Лобанова были услышаны и, более того, приняты к исполнению. Приказ есть приказ!
И солдаты, привыкшие повиноваться, решив, что приказ отдан каким-то начальником, безоговорочно выполняют его. Тотчас в коридоре формируются группы. Плотная человеческая стена ощетинивается штыками.
Проходит минута напряженного, тягостного ожидания. Затем кто-то наносит грубый удар, ряды стражей смешиваются, слышатся глухие проклятия. Один из солдат, схваченный за ноги, падает на пол: он даже не заподозрил приближения человека-невидимки.
И в то же время у него из рук с нечеловеческой силой вырывают ружье, а затем это ружье, которое, кажется, никто и не держит
в руках, само собой совершает в воздухе странные, быстрые и несущие смерть движения.
Упражнения со штыком! Вперед раз два и вот грудь одного из солдат проколота насквозь, словно бурдюк крики агонии и человек оказывается на земле в луже крови!