Вовчик узнал, что «коллекционер» живет на улице Кибальчича, в доме номер четыре, квартира тридцать.
Я с тоской посмотрел на черное небо. Сколько можно лить?
А вдруг тип с бакенбардами продал куртку. Или вывернул ее наизнанку? Есть такие куртки. Или перелез где-то через забор?
Вспомнилось, как ночью в туалете управления порта объявились однажды пьяные скандинавы, которые, совершив чудо альпинизма, преодолели четырехметровые ворота, проникли во внутренний двор, пару раз пытались взобраться по крутому склону в обход здания, измазались, как черти, потом отогнули прут решетки и влезли в туалет, считая, что таким образом сокращают путь в порт. Проходная же находилась в двух шагах...
Может быть, «куртка» тоже так надралась, что забыла, где вход?
Кажется, дождь начинал утихомириваться ветер гнал не такие густые полотнища воды, рябь на лужах стала не сплошной, а прерывистой...
Я посмотрел на «Сансет». В свете судовых прожекторов по палубе расхаживал матрос, проверяя трос, крепящий брезент на крышках трюмов.
Запищала рация.
Я закругляюсь, сказал Никитин. Пошли домой, Юрка.
Я не успел ответить. Из прохода между бунтами вышла фигура в темно-синей куртке и жокейской кепочке. Моряк шел быстро, втянув голову в плечи, держа руки в карманах.
Обошел проходную? Как?
Давай ко мне! Идет! рявкнул я.
Я сунул рацию за пазуху, натянул потуже фуражку и стал скоро перебирать руками и ногами на скобах. Они были скользкие от воды, и я успел подивиться тому, что не сорвался, не грохнулся. Наконец очутился на земле. Застывшие ноги плохо подчинялись, и первые шаги давались с трудом. Прикинув расстояние до трапа, поднажал и успел к тому моменту, когда пограничник, похожий на средневекового монаха в накинутом на голову капюшоне, брал из рук моряка пропуск, открыл железный ящик на ножках, в котором хранились пропуска. Уф! Успел!
Секундочку! выдохнул я. Таможня. Не отдавайте паспорт!
Часовой удивленно посмотрел на меня, понял, что зря под дождем таможня бегать не станет, подчинился.
По-русски понимаете? спросил я моряка. Ладно. Тогда по-английски... Вы знаете, что перемещение предметов с берега на судно, забарабанил я, без ведома и разрешения таможни запрещено?
Краем глаза я увидел, как из-за угла далекого пакгауза появился Никитин с портфелем в руке.
На лице моряка не отражалось ничего, кроме крайнего удивления и тупого непонимания. Ни капли страха или испуга. Вот нервы! Канаты!
Ничего нет, спокойно ответил он.
И в карманах ничего?
Абсолютно.
Пограничник с любопытством наблюдал за нами.
Никитин подбежал, взглядом спросил, какие новости.
Предъявите, что несете! настаивал я.
Почему?
Что почему?
Почему я должен предъявить то, чего у меня нет?
Граница!
Где граница? явно издевался моряк. Не вижу.
Как прошли в порт? спросил Никитин. Куртку вывернули наизнанку и через забор? Станьте сюда, под козырек.
Моряк отошел к будочке тальманов.
Никитин извлек из портфеля портативный металлоискатель, провел им вдоль спины моряка.
Раздался тонкий зуммер.
Все застыли.
Моряк понял, что более валять дурака бесполезно, вытащил сверху из-за спины связку каких-то брелков, внезапно шагнул к борту, швырнул...
Недаром я сторожил каждое его движение. Рука моряка наткнулась на мою, и то, что было в ней, не упало в море, а рассыпалось на мокром асфальте. Никитин оттащил моряка, пытавшегося ударами ног сбросить металлические предметы в воду.
Что происходит? спросил
чиф сверху.
Прошу сюда, предложил я. Ваш матрос занимается контрабандой.
Чиф нехотя сошел.
Соберите, предложил Никитин.
Чиф собрал ордена, медали, знаки отличия. Я снял трубку телефона, находившегося под ящиком с паспортами, и позвонил в таможню.
Ну и ну! удивлялся за моей спиной часовой. Тут на взвод хватит. Где он их взял?
Поднимайтесь на борт! приказал я моряку. Паспорт получите потом.
Мы предъявили часовому свои пропуска и поднялись на «Сансет».
Встреченный в коридоре стюард пошел вызвать капитана, но вместо него нами занялся чиф. Капитан болен, принять не может.
В кают-компании Никитин занялся составлением протокола.
Лысый, с бакенбардами, оказавшись на своем судне, повеселел и, явно забавляясь произошедшим, со смешочками повествовал чифу о своем злоключении.
Чиф откровенно скучал и посматривал на часы. Несколько раз он вставал, выглядывал в иллюминатор.
Вошел стивидор. Он поздоровался со всеми, понимающе кивнул, увидев, чем мы занимаемся, попросил разрешения переговорить со вторым насчет погрузки.
Я за него, кивнул чиф.
Дождь перестал. Можно навешивать предохранительные сети?
Да. Грузите в твиндек первого трюма.
Я с удивлением посмотрел на чифа. Ничего себе порядочки! Дифферент на нос, а он в первый трюм!
Я подошел к иллюминатору, выходившему на грузовую палубу, и увидел, как выполняют распоряжения стивидора четыре грузчика. Медленно открылась, собираясь в гармошку, крышка носового трюма. Грузчики принялись навешивать у борта предохранительную сеть, загрузили с помощью крана несколько рулонов сепарационной бумаги.