Наташа разгуливала по комнате в легком халатике, щедро открывавшем стройные ноги, собирала на стол доставала из серванта чашечки, вазочки, намеревалась поить чаем. Настраивая на легкомысленные эмоции, мурлыкал магнитофон.
Свет торшера был мягким, розовым. Комфорт и уют.
Доставая из серванта очередной предмет сервиза, Наташа прижалась ко мне бедром, и я, чтобы не мешать, отстранился. Она потеряла равновесие, плюхнулась мне на колени. Руки сами собой обняли ее.
Ну! поощрительно улыбнулась она. Ну же!
Я неуверенно поцеловал в щеку.
Только попробуй сказать, что разонравилась! Все вижу: «глазами, кажется, хотел бы всю он съесть»...
Я засмеялся и овладел собой.
Наташ, я по делу.
К красивой женщине по делу? Выкладывай.
Есть маленькая просьба,
Вот это уже лучше. Просьбу можно удовлетворить. Что же ты хочешь просить у меня? Если откажу, рассердишься?
Она ласково взъерошила мне волосы.
Наташ, погоди... Понимаешь, есть девушка. Знакомая. Приехала издалека, устроилась на работу в порт, хочет плавать. Романтичная такая... Живет на квартире у старухи. А там один тип на нее виды имеет. В общем, не могла бы ты взять ее на время к себе, пока общежитие не дадут? Ты ведь сама говорила, что дома почти не бываешь.
Юрка! с упреком посмотрела на меня, отстраняясь. Она твоя любовница, и вам негде встречаться?
Да нет же! Просто... Она скромная, хорошая, дитя, так сказать, природы... Смеется, правда, громковато. Хочется помочь ей. У нее, понимаешь, здесь никого нет.
И ты взялся опекать ее?
Я с ней даже не целовался. Не в том дело. Возьми ее к себе. Сейчас ведь курортный сезон, мест нет...
Честное слово, ты ненормальный! с обидой сказала Наташа и ущипнула меня за ухо.
Пересев к зеркалу, стала расчесывать волосы. А они были очень хороши золотистые, густые. Наташа перехватила мой взгляд в зеркале, показала язык.
Ну и дурак ты, Юрка! Ведь нравлюсь тебе. Что же ты сам себя мучишь? Нравлюсь? Скажи!
Нравишься. А Морозов? Вы, кажется, собираетесь расписаться?
Расписаться? Не знаю. Он молчит... Может, да, может, нет. Когда-то очень хотела. А теперь не знаю. Подумаю.
Мне кажется, он тебя любит. А ты его?
Любит, не любит... Нет, Юр, готовить обеды, бегать на базар, стирать белье... Это не для меня. Я еще хороша и хочу пожить в свое удовольствие. Не моя вина, что меня так воспитали. В меня въелась тяга к красивой
жизни в хорошем смысле этого слова. Конечно, когда-то надо выходить замуж... Но хотелось бы попозже.
Я растерялся. Такую Наташу я не знал.
Наташка! Да как же ты? Ты что? Если люди любят друг друга, им не надо расставаться. Верно? А вы с Юрой...
Милый, одной любви мало. Для семейной жизни нужен достаток, уверенность в завтрашнем дне. А кто такой Морозов? Всего-навсего бармен. Сегодня бармен, а завтра кто? Ну, не додаст сдачу, ну, продаст «налево» пару ящиков шампанского...
Она спохватилась, взглянула на меня в зеркало. Я сделал вид, что не расслышал. Коммерческие подвиги Морозова меня не интересовали.
Ты сколько зарабатываешь? поспешила Наташа похоронить свою ошибку в новой теме.
Да разве в деньгах счастье? не удержался от соблазна попроповедничать. Живут же люди...
Мучаются, а не живут, когда денег не хватает. Хватит об этом, хватит! Она хороша?
Обыкновенная.
Я вспомнил улыбку Юли. Обыкновенная? Вот сидит Наташа. Красивая, холеная. Что еще надо? Чего ищу? Для чего придумываю несуществующие препятствия, пытаюсь усложнить самое простое?
Хорошо. Приводи. Денег с нее брать не буду. Пусть иногда убирает.
Я вскочил, подошел к Наташе, благодарно поцеловал куда-то под маленькое ушко. Она отстранила меня.
Не подлизывайся. Странный ты, Юрка. Чай пить будем?
До утра! голосом заправского донжуана сказал хвастовски.
Наташа рассмеялась. Вот такой смеющейся, без вывертов, без потребительской философии и любил я ее когда-то.
Наташа, Наташа...
Полчаса назад я заступил на дежурство. Тарасов, протирая очки, долго песочил меня за вчерашний случай. Подозревая, что с одного из наших сухогрузов станут сносить монеты, я надел спецовку, вооружился гаечным ключом, обломком водопроводной трубы и битых три часа просидел на пришвартованном неподалеку водолазном боте, делая вид, что занимаюсь ремонтом. Кобец, к несчастью, засек меня в столь странном облике и не преминул доложить начальству. Тарасов обозвал меня авантюристом и, видимо, желая выбить из следовательской колеи, отправил контролировать выгрузку грязного белья с «турка».
И чтоб без фокусов, Хорунжий! напомнил он. Мы не «чека», а всего лишь таможня. Заруби себе на носу!
...Жилистый парень в расстегнутой до пояса выцветшей шелковой безрукавке, завидев меня, выскочил из фургончика.
Начнем?
А как же! Накладная есть?
Чтоб ее да не было!
Он полез в кабину и из ящичка на приборной доске вынул сложенную вчетверо накладную.
О! Чин чинарем!
Я проверил накладную, вернул шоферу.
Грузи!
Эй! заорал шофер кому-то на судне, закрывавшему корпусом акваторию. Бой! Майнай! Быстро!
Бледное лицо появилось у борта. Оно внимательно посмотрело на меня, на шофера, на пограничника у трапа и исчезло.