Знакомы? недовольно спросил Никитин Наташу.
Х-ха! Еще бы! Это же Юрка Хорунжий! Мы с ним в университете вместе мучились! Только я, лентяйка, бросила, а он... Ты в таможню устроился?
Устроился.
Откройте, пожалуйста, вашу сумочку, нарушил паузу Никитин.
Пожалуйста, пожалуйста, заторопилась Наташа.
Она сняла с плеча красную сумочку, щелкнула замочком, подала Никитину. При этом сочувственно посмотрела на меня.
Я закрыл портфель. Вынул из бумажного пакета блок жевательной резинки, на всякий случай вскрыл, чем вызвал недовольную гримасу на лице Морозова. Еще бы! Нарушил товарный вид!
Все в порядке, сказал Никитин, возвращая сумочку и паспорта. Еще раз извините. Всего хорошего!
Охо-хо! добродушно вздохнул Морозов. На судне так старались, упаковывали. Теперь опять.
Юра! одернула его Наташа.
Молчу. Понимаю. Граница. Святое дело.
Все в порядке, улыбнулась Наташа и сняла с моего серого галстука пылинку. Ты возмужал, похорошел. Тебе идет форма. Сколько мы с тобой не виделись? Ой, много! Летят года. Я как раз ушла из университета... Ты б навестил. Живу там же...
Я метнул взгляд на Морозова, на портфель.
Ты на него не смотри. Приходи запросто. Хоть сегодня вечером. Хорошо?
Если смогу.
Сможешь, если постараешься. Буду ждать. Обещай, что придешь.
Может быть.
Нет, ты должен зайти. Обещай!
Окей. Приду.
Морозов подхватил упакованные сумки, портфель и вышел с Наташей на площадь. Она обернулась, сделала ручкой.
Я смотрел вслед. Ноги у Наташи длинные, походка стремительная. Она и.... Морозов. Дикая фантазия природы!
Давно их знаешь? спросил за моей спиной Никитин.
Порядочно. Давно не виделись.
Красивая женщина, задумчиво произнес Никитин. К такой с одним мороженым не подступишь. Портфель внимательно посмотрел?
Я кивнул, провожая взглядом пару. Как же я ее сразу не узнал? Ведь совсем не изменилась! Ни капельки! Все такая же. Ни морщинок у глаз, ни двойного подбородка. Как с рекламной обложки бронзовый загар, огромные глаза. Знала, когда и кого выбирать, всегда...
У барменов мошна туго набита.
Ну, держись, вернул меня на землю Никитин. Косяком идут. Работаем быстро, внимательно, вежливо.
Я посмотрел на дорогу, ведущую в порт, увидел моряков, навьюченных свертками и коробками.
Еще час мы работали, как проклятые. Чемоданы, саквояжи, баулы, свертки, картонные коробки, шпагат, паспорта, извинения, хлопанье дверью... Из-за одной погани приходилось урывать у людей драгоценное время, портить им настроение.
Наконец поток иссяк.
Едва Никитин присел, как зазвонил телефон.
Что? переспросил Никитин, выслушав приказ. Тут после повторного еле на ногах стоим...
Он с треском положил трубку.
А чтоб тебе! На восемнадцатый посылает. Выдавать посольские машины.
Он надел фуражку, подошел к двери, кисло посмотрел на бушующую снаружи жару, набрал в грудь воздуха и... не смог выйти.
Ты еще с четверть часа подежурь, а потом дуй ко мне на восемнадцатый.
Он вышел под солнце и бочком, почти бегом устремился в сторону причалов. Идти далеко. Я видел, как он старается держаться редких полос и островков тени, образуемых углами зданий, куском забора, кипой ящиков.
А у причалов на солнцепеке работали грузчики. Докеры.
Никитин еще не скрылся из виду, как из-за поворота в сторону проходной вышел невысокий парень. Лицо его лоснилось от пота, нежно-голубая безрукавка покрылась темными пятнами.
Я подобрался, сделал непроницаемое лицо, надел фуражку и, когда парень приблизился, жестом Никитина пригласил в комнатушку.
Прошу!
Низкорослый, желтоволосый моряк резко остановился, уставился на меня блекло-голубыми глазами, сделал губы сердечком, по-бабьи пожал пухлыми плечами и вошел, задевая свертками о косяки. Я заметил, что держится он подчеркнуто манерно. Гм...
Кучерявый был вне себя. Надо же, чтоб проклятая таможня вытащила его «левое» золото, которое он с таким трудом приобрел на собственную соввалюту, с риском пронес на судно, трясясь от страха, спрятал на прогулочной палубе в ящике под скамьей, где хранились спасательные пояса. За «внеплановое» золото он рассчитывал получить приличную сумму. Сколько денег угробил, сколько нервов и все напрасно! Дополнительный заработок должен был поставить внушительный восклицательный знак на его контрабандном поприще. Получив от Морозова причитающиеся «плановые» за «законные» монеты, сложив с имеющимися, приплюсовав «левые», Кучерявый намеревался уйти на заслуженный отдых. За время «работы» у него и зубы стали шататься, и седых волос изрядно прибавилось.
Он тащился к проходной, пузырясь от злости. Такой кусок вырвать из глотки! Передавить бы всех таможенников!
Когда незнакомый таможенник, остановил его и пригласил войти, Кучерявый готов был кусаться и царапаться.
Ну, шо от меня надо? зло спросил он, намеренно ломая язык. Тамочки проверяли, ту-точки проверяют.
Повторный досмотр. Пожалуйста, паспорт.
Саркастически хмыкая, Кучерявый двумя пальцами подал паспорт, бросил вещи на стол.
Н-на! Ишши, ишши, таможня. Только в темпе! Меня муттер дома дожидается, а стоянка всего ничего. У тебя ж нюх, нюх должен быть. «А нюх, как у собаки, а глаз, как у орла!..»