Пряхин хотел было тут же вызвать капитана Марфина, но, глянув на часы, передумал: работу надо делать в рабочее время. Ночные бдения отрада бездельников, типичная, как говорят в управлении, СКД симуляция кипучей деятельности.
Марфина он вызвал на следующее утро ровно в девять ноль-ноль.
Отыскался Крошкин, Олег Сергеевич.
Марфин изобразил полное удовлетворение.
Он в санатории «Соленый лиман», пояснил Пряхин.
Значит, едем туда?
Нет. Крошкин, вероятно, приглядывается к каждому новому отдыхающему. Можно спугнуть. Поедете в дом отдыха «Сосновое».
Не понимаю.
От «Соленого лимана» до «Соснового» по прямой семь километров. Крошкин, по всей вероятности, использует дом отдыха как почтовый ящик. Ваша задача наблюдение. Хорошо, если познакомитесь. Будете изображать любящего покутить отпускника с большими деньгами. Может быть, клюнет. Впрочем, не вас учить.
А бухгалтерия учтет предложенный вами образ, Николай Павлович? Все-таки расходы...
Какие расходы? Я же сказал: «изображать», а для изображения хватит и командировочных.
Брови Марфина застыли в скорбном изгибе, лоб покрылся морщинами.
Ну и жестокий вы режиссер, Николай Павлович. Хотел бы я знать: в каком театре актеры согласны играть на таких условиях? Он вздохнул. Ну ладно. Сегодня выезжать?
Дома Пряхина ожидал сюрприз: Кулагин собирал вещи.
Ты куда? встревожился Николай Павлович. Неужели обиделся? Потерпи еще три-четыре дня дело будет закончено, и мы махнем на озеро. Клянусь шевелюрой!
Вот-вот, произнес Кулагин, защелкивая замки чемодана. С твоей лысиной только шевелюрой и клясться»... Все в порядке, Коля, все в порядке, заторопился он, увидев, что Пряхин всерьез огорчен. Я на несколько дней съезжу в санаторий. Подлечу свой позвоночник. Остеохондроз профессиональная болезнь хирургов и парикмахеров... Как-то заикнулся Люсе, и вдруг сегодня она принесла путевку... Маленький санаторий, местный, но, говорят, хороший. «Соленый лиман» называется. Целебные грязи это то, что мне надо.
Пряхин сел, достал из кармана платок, вытер лицо.
Ну, ну, сказал он. С вами не соскучишься. Сплошные приятные неожиданности... Что ж, отдыхай, лечись. И не удивляйся, если встретишь ненароком кого-нибудь из знакомых. Очень может случиться.
Глава девятая
Кулагин остановился, перевел дух и вытер платком намокшую шею. Рубашка прилипла к лопаткам, твердая ручка чемодана резала руку. Было жарко, хотелось пить, и когда после оформления документов Андрей Емельянович, наконец, вошел в палату, то вздохнул с облегчением. Снял пиджак и небрежно кинул его на аккуратно застеленную кровать. Хотелось одного: поскореее снять с себя прогревшееся липкое белье и подставить тело под тугие струи душа.
Однако пока пришлось ограничиться расстегнутой пуговицей воротничка: невзирая на его присутствие, разгоралась ссора между соседом по палате, небольшого роста округлым мужчиной с лысиной, замаскированной реденькой прядью волос, и немолодой женщиной с бесцветным утомленным лицом. Судя по белому халату и характеру спора, она была сестрой-хозяйкой. Мужчина, упирая на то, что больных обязаны культурно обслуживать, требовал, чтобы ему пришили пуговицы к рубашке, а ежели обслуживающий персонал считает, что не должен этого делать, то он, больной, согласен уплатить за столь скромную услугу рубль. Однако сестра-хозяйка почему-то не проявила радости, услышав такое деловое предложение. Ее бледное лицо подернулось румянцем, глаза сузились, и, подойдя к двери, она сказала, что, поскольку пенсия ей уже обеспечена, обслуживающий персонал может высказать о подобных типах все накипевшее за многие годы работы. Язык женщины был так красочен, сжат и богат непечатными метафорами, что Андрей Емельянович не выдержал и рассмеялся.
У-у! Еще одного скобла здорового прислали. Люди пашут, надрываются, а они по курортам разъезжают, с ненавистью выпалила сестра-хозяйка и вышла.
Зачем вы ее так? обратился Кулагин к соседу. Сунули рубль как подачку. Ни за что обидели человека. Что, сами не могли пришить пуговицу?
Какая обида? удивился сосед. Рупь не малые деньги. Ей-богу, большего работа не стоит. А сам... Зачем же я буду делать то, что должен делать другой? У меня, слава богу, есть голова, и я ею, не волнуйтесь, неплохо работаю. А у других есть руки и пусть те, другие, ими работают. За то время, пока я буду криво забивать гвоздь или плохо пришивать пуговицу, я своей головой, уверяю вас, могу сообразить больше, чем на тот несчастный рупь, за который мне надежно заколотят гвоздь и хорошо пришьют пуговицу. Вот так-то... извините, как вас?
«Ну вот, подумал Кулагин, типичный случай переоценки собственной личности. Сосед-то из тех, кто может только говорить и только о себе».
Андрей Емельянович, протянул он руку. Кулагин.
Крошкин, сунул, сверкая масляной улыбкой, пухлую ладошку толстячок. Егор Петрович. Значит, будем вместе отдыхать? Считайте, вам повезло... Нет, нет, не из-за меня, что вы! Хотя я, как вы увидите, человек компанейский, но не в этом дело... Эта комната лучшая в санатории: днем прохладно, а ночью тепло, и всего на двоих. Сколько мне стоило, чтобы сюда устроиться. Больше, чем в сам санаторий... А вы как попали?