Что-то случилось?
Наша работа такая всегда что-нибудь случается. А сейчас даже два происшествия. Первое: взломали продуктовый магазинчик. Это, честно говоря, событие рядовое. Магазин на отшибе, в тихом поселке; каким-нибудь пьяницам не хватило пары бутылок для полного счастья. Или же хулиганье увы тоже хватает пробовало свои молодые силы. Но... неподалеку обнаружен труп. Может быть, замерз человек по пьяному делу, а может быть, и убийство. Не знаю. Пока не знаю. Убийств в нашем городе давно не было... Не исключено, что эти два факта как-то связаны между собой.
Кулагин представил два дня бесцельного шатания по магазинам, в которых ничего не собирается покупать, судорожные зевки в темноте кинозала все эти фильмы давно не волнуют, стылый ветер в лесу и лихорадочное биение отвыкшего от нагрузки сердца, насмешливые взгляды лихо скользящих мимо мальчишек. Нет уж...
Слушай, Коля, возьми-ка меня с собой, сказал он без особого энтузиазма. Берете же вы иной раз на задание журналиста... Берете, берете, я сам читал, заторопился Кулагин, заметив, что Пряхин скептически сощурился. Вот пусть я и буду вроде журналиста. Так сказать, наблюдателем.
Николай Павлович вздохнул. Посторонний человек не положено! но... и отказать неудобно.
Напрасно, Андрюша. Честное слово, напрасно. Ничего интересного не предвидится. Погони, перестрелки, схватки с бандитами не будет. Будет скучнейший пересчет бутылок, консервных банок и прочей дребедени. Будут злые женщины, которые на каждый твой вопрос отвечают так, словно их собираются расстрелять. Ну, может, придется допросить двух-трех деградировавших алкоголиков, для которых время измеряется количеством выпитых бутылок... Зачем тебе все это?: Но, увидев унылое лицо друга, сжалился: Ладно уж, собирайся. Будешь вроде понятого. Одно условие: держись в сторонке и никаких вопросов!
Дверка машины распахнулась навстречу. Ритмически вспыхивал красный огонек сигареты, освещая молодое лицо водителя.
Николай Павлович пропустил Кулагина вперед и, садясь рядом, недовольно покрутил головой:
Ох, товарищ, и где вы только берете такую гадость. Задохнуться можно.
Виноват, товарищ подполковник. Первый раз на выезде, стал оправдываться шофер. Какая-то батумская «Амра» хуже махорки. Ее только и можно курить от волнения. Он приспустил стекло и выбросил окурок.
Ехали молча. Пряхин, казалось, дремал, прикрыв глаза.
Машину крепко тряхнуло проскочили железнодорожный
переезд; кварталы пятиэтажек кончились, побежали, отставая, крепкие, как боровички, дома, сложенные из толстых бревен, отгородившиеся от улицы голыми кустами палисадников, закрытые плотными ставнями окна. Хрипло взбрехивали собаки. Это и было Ряхово.
Машина свернула с накатанной дороги в переулок и остановилась, чуть не ткнувшись в сугроб.
Утоптанная до каменной плотности тропка вела направо. Там, у беленой в черных мазутных потеках стены, стояла группа людей в шинелях. Над стеной, почти приткнувшись к ней, высилась железная труба, из которой валил густой дым.
От группы отделился человек, подбежал, вытянулся:
Лейтенант Бутенко! Участковый инспектор!
Пряхин вяло махнул рукой:
Здравствуйте, Бутенко. Что ж это у вас так, а?
Бутенко, словно извиняясь, повел, плечами.
Труп опознали?
Так точно, товарищ подполковник. Демин Михаил... э-э... кажется, Егорович. Рабочий здешнего магазина. Того самого.
Они подошли к группе людей в шинелях. Пряхин представил доктора Кулагина, своего друга, и тут же, кажется, забыл о нем увидел труп.
Как раз напротив трубы была в стенке небольшая ниша вероятно, дверной проем, заложенный с территории завода кирпичами; в нем скрючился человек в поношенном коричневом полупальто. Легкий ветерок шевелил редкие седые волосы. Рядом, на почерневшем от шлака снегу, валялась шапчонка из искусственного меха. И по тому, как лежал человек немо и неподвижно, и по застывшей на посиневшем лице мучительной гримасе видно,было, что он мертв, мертвее некуда словно выпустили воздух из надувной игрушки.
Кулагину не раз приходилось сталкиваться со смертью лицом к лицу, и бывало, что поединок заканчивался не в его пользу, но тогда было понимание неизбежности, потоку что врач может только помочь природе, а не подменить ее. Здесь же в это ясное, бодрое утро, когда в воздухе так вкусно и терпко пахло свежим снегом и дымком, а на заборе весело встряхивались воробьи и желтогрудая синичка дружелюбно вопрошала: «И-и-и-ть? И-и-и-ть?», этот труп в длинном мрачном проулке будто выпал из ночного кошмара. Кулагин вздрогнул и отошел.
Низенький капитан с подвижным лицом, старший опергруппы, что-то вполголоса докладывал Пряхину. Выслушав, тот кивнул и обратился к полному мужчине в штатском, очевидно эксперту-медику:
Давно наступила смерть?
Часа полтора-два назад, не больше. Мороз двенадцать градусов, а окоченение выражено незначительно. Отсюда и вывод.
Опьянение?
Запах есть. Внешних повреждений не видно. Следов борьбы как будто нет. Более точные данные получим после вскрытия.
Хорошо. Пряхин повернулся к капитану: Как насчет следов?
Тот развел руками и поднял кверху глаза, изображая уныние: