Вставай. Грязен пол-то. Не бойтесь, скажу на расспросе: казаки-де не причастны к действиям моим.
Исполать тебе, поклонился Пермитин. Плечами пожал: Невдомек мне, святой ты али просто глуп...
Истекал день. В сером мороке сумерки крались воровские. Иван огонь не вздувал, сумерничал один, думал. Вскоре быть расспросу, а за ним и правеж грядет готов ли ко всему? В одиночку устоять, на брюхо не пасть, других не задеть сил достанет ли? А Фрося что? Вспомнишь про нее реветь впору...
Скрипнула ступенька, шаги в сенцах крадутся. Не Фрося ли, на помине легка?.. В останний час судьба порадует? Не надобно! Опасно тут Фросе...
Иван к двери, отпер. Отлегло и опечалило: не Фрося то, мужик какой-то... Разглядел.
Дьякон, ты?! Какая нелегкая занесла! Входи, счас лучину спроворю.
Не надобно, бога ради! Явился тайно, упредить... Сей час отец Иона со двора канцелярского воротился, пономарю сказывал: противу тебя злоумышляют, в узилище ввергнуть хотят. А ежели супротивство окажешь, то и смерти предать скорой, без покаяния. Спасайся из града сего, беги от суда неправедного! Ведаю: чист пред богом ты в помыслах своих! Беги, Христос с тобою!
Как же ты, отче, насмелился?..
Но тот пропал уже, только ворота скрипнули. Ай да отец дьякон, ну спасибо.
Не успел от двери отойти, опять короткие петли визгнули. Ну вот и конец дню тревожному, да и воле конец... Стучат громко сапоги, в сенцах грохнулась бадейка с водой. Два солдата вошли. В темноте избы штык звякнул.
Хозяин, эй! Гореванов!
Тут я. Чего надо?
Пятидесятник к себе кличут. Собирайся живо, слышь?
Не глухой. Зовет, так иду. С ружьями пошто за мною?
Для обережи. Неспокойно времечко настало. Эка тьма у тебя. Кто ишо в избе?
Один я.
Пошевеливайся!
Хорошо хоть успел дьякон уйти, с солдатами разминуться.
Пятидесятник не дюже пьян, сидит в мундире, при сабле. Встретил по-доброму, велел супротив сесть, завел нытье обычное про хворости. И вроде к слову пришлось:
Пистоль мой возверни-ка.
Полегшало чуток, завтра ужо начальству предстану, так чтоб при всех причиндалах быть. Дай-кась и сабельку твою глянуть, добрая ли сталь?
Не вертись, Силантий Егорыч. Сказывай прямо, чего ради оружие отымаешь?
Анкудинов страдальческую рожу состроил.
А то тебе неведомо? Под караул тебя велено доставить. Жалко мне, да сам понять должон служба. Давай сабельку, давай. Ах, дурак, что натворил! Моею храбростью, моим доверьем ты злоупотребил. Грех тебе! Солдаты, вяжите руки ему, болезному.
Из-за Анкудиновой спины Иван ухватил свою саблю.
Не дамся!
Ванька, одумайся! Сизая рожа Анкудинова еще боле оплыла, заколыхалась. Ишшо мало ты начудесил?!
Вязать не дамся! Пущай так ведут, смирен буду.
Ин бог с тобой. Клади сабельку, Ваня. Ты мне завсегда как родной был, помни о том, зазря на меня тама не клепай. Ведите его, солдатушки, не бойтеся, его слово крепко, не сбежит.
Во тьме осенней, по улицам темным вели Ивана к тюрьме. Бранились солдаты, в грязи оскальзываясь. Руки не связаны, солдаты не расторопны, ночь темна... Еще малость, еще сотня шагов по грязи и двор за каменной оградой, и поздно будет о побеге замышлять...
Казак, ты уж не сбеги, Христа ради. Забьют ведь нас.
Не бойсь.
В тюремной караулке чадил смоляной светец. Комендант здесь собственной персоной Гореванова дожидается эка честь казаку! В треуголке, при шпаге, во всем параде ровно фельдмаршала встречает. Окинул взором ястребиным, недоволен остался: не повязали изменника, будет ужо солдатам трепка. С руками свободными выглядит казак непочтительно, неподобающе. Ишь, вперился, не сморгнет. Надеется на чернь башанлыкскую? На своих казаков? Времечко-то вельми смутно!
Под замок его. Стеречь сугубо. Капрал, головой ответишь!
Когда арестанта увели, сказал капралу:
Сему наглецу простой порки мало. Как драгуны придут, спровадить крамольника в Катеринбурх с конвоем сильным. Там мастера пытошные ему спеси-то поубавят.
И пошел в покои отписать в Екатеринбург, каков злодей есть Ивашка Гореванов.
«...Прибыв декабря первого числа, Демидова старые и новые заводы осмотрел... В хорошем весьма порядке и в самых лучших местах построены...»
«...А на государевы заводы сожалительно смотреть, что оные здесь заранее в добрый порядок не произведены... весьма ныне в худом порядке: первое в неудобном месте построены и за умалением воды много прогулу бывает, второе припасов мало, третье мастера самые бездельные и необученные... Уктусские и Алапаевские заводы построены в весьма неудобном месте... домны стоят, и из онных пушки лить без исправки до будущей весны невозможно...»
заводы казенные железо давать скудно и не столь добротное как бы не отдали их владельцам частным, которые только и ждут, чтоб весь Урал прибрать к своекорыстной выгоде.
Акинфий Демидов молод, но лукавства в нем в преизбытке! Вместе с приказчиком Степкою Егоровым, по хозяину лукавым же, принимал Геннина угодливо, обхаживал всяко. Едва не впрямую взятку сулил. Предлагал на ночь в покои девку прислать... Жулик...
Ап-ап-чхи-и! чихнул генерал троекратно.
Тотчас явился конторский начальник Головачев.