От воплей дыбились, ржали кони. Гореванов поднялся в стремена, пистоль поднял. Выстрел оборвал крики. Глядят с опаской: мало казаков, да при оружии они. Один комендантов выкрик:
Дурак! Не в небо, в крамольников пали!
Иван свысока, с коня коменданта взглядом смерил:
А пошто? Кто крамольник? Не ты ли, барин? Дай хлеба им.
О-о, измена!
Ты и есть изменник, людей голодом моришь.
Тарковский понял, чего ждать ему теперь... Выставив перед собою шпагу, пятился к воротам.
Капрал! Ворота запереть!
Откуда-то канцелярский подьячий вынырнул, устремился к коменданту, успел-таки во двор заскочить. Толпа, уже готовая было напролом идти, теперь, коменданта не видя, опешила. Работные толпились, всяк свое кричал.
Айда по избам, Гореванов своим велел. Обошлось покуда без смертей, и то ладно.
Заворачивали коней, поспешно и угрюмо отъезжали с улицы. Ускакал и Гореванов. Смутно ему было. Сей день обошлось, но ведь это не конец.
Ахмет, чего за мной тенью ходишь?
Худо тебе, за вином не сбегать ли?
Вином беды не залить.
Сел к столу. Ахмет у порога на пол, ноги калачиком. Сидели, сверчка слушали. Ждали бог весть чего.
На первых порах дождались Ваську Порохова да Соловарова Фильку. Васька влетел, сапог не сымая, веселый, жаркий, зипун нараспашку.
Чего ж сробел, Ивашка? Посулил офицеру пулю, а не стрелил? Казаки с тобою во всем заедино, времечко гожее выдалось солдат в Башанлыке нету. Айда, Иванка, мужичье там еще! Разнесем вдрызг контору ихнюю, казну возьмем...
А дале чего? К утру драгунов жди.
Дале ищи нас, свищи! На Яике да на Волге такие ли дела учинялися!
Пошто же ушел с Яика? Ты, Василей, не мути. Мы-то на конь, и прощевай, Башанлык, а куды мужики пойдут? У них тут и земля, и изба, и всяки животы. Робятишек, тятьку дряхлого в переметну суму седельную не посадишь, на кляче сошной от драгун не ускачешь. Нет, не путем ты баешь, Васька.
Порохов за ухом почесал, на Фильку оглянулся.
Не путем, Соловаров кивнул. Затеять разбой, казну пограбить, самим бежать, а сотни людей на расправу покинуть ладно ли так-то? Лучше, как Ивашка сделал, от тех и других отступиться.
Но Порохов, взбаламученный событиями, никак угомониться не хотел:
Офицера-то все ж надо б кончить. Паскудник он! Башанлык вольным объявить. Завод порушили бы к такой матери...
Надолго ли воля? Драгуны...
Чего драгуны? Ежели с работными вкупе, не взять нас! Ты грамотен, умен, тебя атаманом!
Пустое болтаешь. Своею башкой рисковать куда ни шло, а чужими жизнями играть не согласный.
А и свою башку под топор совать неча. Беспременно уходить тебе надо, Иван.
Верно, уходи, поддержал Соловаров. Не спустит тебе комендант.
Измены никакой я не замышлял. Крови не дал пролиться, разве за то можно винить?
Беги, Ивашка. Не ищи смерть, она сама тебя найдет.
Замордуют на дыбе... Ой, братцы.! Порохов зажмурился, головой покрутил. От сабли, от стрелы, от пули помереть завсегда я готовый. Чтоб в полной силушке, в честной драке. Неволи ж, пытки страшусь! Не приведи бог! Жуть... Ты, Иван, спасайся, пока цел. Хоть, я с тобой?
Казаки ни при чем, с меня одного спрос будет. Я и отвечу. А бежать нет. Тогда ославят: Гореванов разбойник и вор.
Тебе-то что? Когда себя уберечь надо, курица и та бежит без оглядки.
Не уйду.
Ой, пожалеешь! Ну, айда нето в кабак. Выпьем напоследок за здравие десятника нашего Ивашки Горевана! Чтоб ему, дураку ученому, набраться все ж ума да убечь.
Иван в кабак не хотел. Побранив его сожалеюще, они ушли.
Ежели чего, нас свистни. Придем, выручим, кричал Порохов, уходя.
Ахметша, айда с нами.
Не ходи, Ахмет, в кабак, сказал Гореванов. Домой ступай. Передай нашим казакам: ежели кто за мною придет, пущай не встревают, напрасно не рискуют. Иди.
Ахмет послушно сапоги надел, поклонился и ушел.
Но вскоре новый гость заявился Афоня Пермитин. И тоже укором начал:
Не гораздо сотворил ты...
Знаю. Да как надо-то?
А на рожон не переть бы. Коменданту не дерзить.
Вот те на! Стало быть, голодных людей саблями сечь?!
Не про то я. Но управителю грозить пистолем это уж, братец, не одобряю! Наедут драгуны и работным все одно битым быть, гиблое ихнее дело. А и на казаков ты беду накликал, почнут их зорить, пожитки отымать наши. Надо было коменданта хитростью обойти... Мол, сперва пятидесятнику Анкудинову доложусь...
Анкудинов, как шум услыхал, так и запомирал, лихоманка его взяла, от дела хворостью открестился. Может, иначе и надо бы мне, да уж как умел...
Ишь, опять дождичка бог посылает. Дороги размочило, беда! Разве что к полудню драгуны сюда поспеют...
Тебе-то что? Ты, Афонька, не был с нами на площади, не схотел.
Так ведь твово я десятка. И с меня спросят тож... Еще помялся, покашлял. И сказал то, зачем явился: Я тебе, Иван, не супротивник. Был ты нам хорош десятник. Только не обессудь, отойдем мы от тебя теперича... Которы казаки беломестны, велели прощенья у тебя просить отстранимся, мол. Пойми, хозяйства у нас, детишки, бабы... Опять же коровенки, землица... Добро, у тебя ни кола, ни двора, вскочил в седло и поминай как звали. Нам так не можно. Он вдруг пал на колени. Прости нас, ради бога! Совестно, да что делать, хозяйством мы привязаны... Ежели розыск учинится, мы бранить тебя станем, не серчай уж. Тебе все одно, а нам, може, от разору избавление...