Такое зная о берендеях, к берендеям я и попал с Иваном Васильевичем Удаловым, астраханским охотником. С берендеями день и два двигались мы прочь от низовьев Волги, в сторону Большого Тэнгиза, как зовут киргизы Аральское море.
Под вечер, на стоянке у безымянного лимана, вдруг раздалось гортанное: «И-хай!» На этот крик повернули гордые головы два беркута, звякнули цепочками,
раскрыли клювы, скрипнув колесом арбы.
Подлетели конники, подняли беркутов на седло и помчались
И вот низко над землей скользят птицы. Впереди них бежит громадная тень: солнце на закате. «И-хай!»
Беркуты взмывают вверх И кажется, что кони тоже летят, летят выше пыли, стелющейся по степи. А впереди темная катящаяся точка: волк. Беркуты почему-то уклоняются а сторону, вправо. Что такое? Ага! Беркуты ломают свой лет под прямым углом и уже бескрылыми метеорами перерезают дорогу хищнику
Если нет возможности победить, надо спасаться. Спасаясь, нельзя останавливаться. Это в крови у хищника. И еще: хищник боится упасть. Упав нельзя подняться А тут волк вдруг лег. Сам! На хитрость рассчитывает?
Вот-вот, еще мгновенье, и столкнутся волк и птица. Беркут кинул крылья вверх, бросил лапы вниз и все спряталось в неизвестно как возникшей пыли
Когда мы подскакали к месту, пыль улеглась. На мертвом волке сидел беркут. В глазах его еще плавали искры огня. А второй беркут описывал воздушные круги, ходил уверенно, как сильный часовой
Уже в сумерках возвращались к лиману. На палках у седел дремали беркуты с обыкновенными темножелтыми глазами. А старик-берендей говорил, что силой когтей беркут крошит шейные позвонки волка и плечевым изгибом крыла ломает ему череп
Мюнхен, 1955.
Канис
Петя, а дальше что?
Дальше?.. Видишь, уже наше Полесье началось
Я знал, что значит Полесье. Прежде всего, это моя родина, здесь близкие мне могилы Здесь некогда случилось такое, о чем я не рассказываю и о чем вспоминаю очень часто
Здесь Полесье. Полесье бедных и удивительно душевных полешуков-охотников, край «непуганых птиц». Здесь я вижу себя с ружьем. С гончей костромской породы, которую я торжественно величаю Канисом. «Канис» так значится в документальной родословной, в собачьем паспорте, имеющем большую круглую печать.
С Канисом я очень близок И сейчас, въезжая в Полесье, я думаю о нем, об уже сильно постаревшем своем гончем, и представляю его себе таким, каким оставил его несколько лет назад. Я вижу, как он будет меня встречать, как бросится ко мне и улыбнется, показывая тяжелые, острые клыки
Знаешь Петя, говорю я, у меня есть Канис. Костромич. Гончий. Так он значится по родословным документам. Понимаешь: есть такие родословные. Хотя нет, ты не знаешь этого Родословная это корень Ты видел корень сосны? Вылезший на поверхность? Так вот, по этому корню (сосновый он очень, очень длинен!) можно дойти до тоненького усика, который уходит куда-то в глубь земляных пластов и питает все дерево Понимаешь, так и родословная: от сегодняшнего моего я идем к отцу, от отца к деду, к прадеду дальше что-то неясное, затерявшееся, пропавшее в сумерках прошлого А у Каниса (я покажу тебе его родословную!) идем к Грому, потом к деду Хвату, еще дальше к прадеду Шарапу дальше и дальше, и вот уже и псарня двора Александра Первого Вот это, Петя и есть родословная Каниса и сам он с чистой кровью гончих собак романовских, царских охот
Подожди, Петя О чем это я? Да Канис Это его кличка по документу. Эту кличку я признавал, но не любил. Когда мы собирались на охоту и Канис жадно зевал и носился по двору, предвкушая лесной азарт и треск выстрелов, волнующих мягкую тишину, тогда я нежно обращался к нему: «Кан, Кан, милый мой пес! Мы сейчас уйдем в сосновый, старый, казенный лес и никто нам не нужен»
А в лесу, если бы ты слышал, Петя, как в лесу звучит это имя: «Кан». Крикнешь так протяжно: Ка-а-а-н! И слушаешь, и ждешь ответ, и молчат старые сосны, молчат, не мешают, и катится и катится призывное: «А-а-а-н»
Это встают дни моего детства с совсем голубым небом и с ласточкой, устроившей для своих птенцов гнездо в кухне.
Петя, говорю я, Петя, родной мой! Вот въезжаем мы в наше прошлое, а прошлого-то и нет
Петя смотрит в мои глаза и пытается в них что-то прочитать.
Я не знаю, Борисыч, как там насчет родословной это должно быть, интересно, и мне кажется, что это и нужно и в крестьянстве у нас тоже заглядывают куда-то к дедам еще за Александра Второго а только, Борисыч, нету того прошлого
Нету, Петя, соглашаюсь я.
Нету, Борисыч
Сгорело все былое, сгорело там, по всем этим фронтам и южным, и сибирским, и архангельским, и тамбовским Сгорело и может быть напрасно вы, Борисыч, домой едете Хоть и демобилизованный вы, все же ненужный вы тут и чужой теперь Матери и брату вы свой а так, вообще, новые люди сюда пришли, они на вас как смотреть будут? Все те старые, ну, скажем, дед Тит, а то Киренский с сынами те, конечно, рады будут Да сами они теперь ничто, так, щепки, отлетевшие прочь
В сердце у меня слезы. Чтоб спрятать их, я говорю:
Петя, а Канис?
Что ж Канис? Небось и он забыл вас, и он не захочет признать вас, Борисыч. Время, ведь, тоже ушло вы вон какие куски отмахали в одиночку, без Каниса