Тот нахмурился.
Записка была среди писем и прошений. Наш бог, как покровитель города, получает такие десятками каждый день.
Она у тебя с собой?
Да, вот.
Джассан выудил из складок одеяния аккуратно сложенный листок.
Смотри.
«Считаю необходимым довести до вашего сведения, что утерянная весной святыня хоть и похищена, но цела. Вы отыщете ее в храме Фаршаха. Доброжелатель»
Это возможно ощутить ложь через бумагу?
Иногда.
Игнасий сощурился, вглядываясь в записку. Буквы на бумаге стелились ровно, одна к другой. За ними, четкими и округлыми, не виделось ни тревоги, не спешки. Игнасий потянулся к средоточию, и Всебесцветный Яэ даровал ему возможность прочитать чувства писавшего. Этот человек был уверен в своей правоте, он не использовал ни одного лживого слова. Но
Здесь всё правда, медленно проговорил он, но это сообщение можно прочитать по-разному. Реликвия совершенно точно была украдена, где-то лежала в сохранности, и мы действительно нашли ее в этом храме. Но нигде не сказано, что к похищению причастны жрецы Огня. Я думаю, было наоборот. Весной кто-то воспользовался неразберихой, чтобы её забрать, а теперь подкинул сюда. Отправитель не лгал, но сделал так, чтобы слова поняли так, как ему нужно.
Игнасий сделал паузу и обвел глазами людей. Жрецы огня столпились в центре зала, закрывая собой алтарь. Предводитель Пламени нахмурился, сложил руки на груди. Джассан опешил, задумался. Из-за его плеча выглядывала кудрявая жрица. Утара светло улыбалась.
Он специально выбрал время, когда храм закрыт для посетителей, чтобы вас не пустили сразу. Чтобы вы спорили у дверей и дали ему возможность, не привлекая внимания Фаршаха, оставить реликвию на самом видном месте. Но тут он, кажется, ошибся.
Игнасий прошел сквозь группу служителей огня, неохотно расступившихся перед ним, и приблизился к девочке-послушнице, всё еще сидевшей у алтаря. Робкое дитя уже не выглядело напуганным, но продолжало застенчиво поглядывать снизу вверх. Игнасий опустился на корточки.
Скажи, ты была здесь все это время?
Девочка кивнула.
Ты что-то видела? Постарайся вспомнить всё, это может быть важно, попросил он.
Она быстро зыркнула исподлобья и замотала головой.
Я стояла к окнам спиной. Но это, наверное, ерунда.
Расскажи.
К нам никогда не залетают птицы, боятся жара. Но мне показалось, я слышала хлопанье крыльев.
Снова крылья. Галка? Та же самая?
Ты не видела птицу?
Нет. Когда я обернулась, её уже не было, только вспыхнуло за окном, а здесь летело вниз что-то белое. И сразу вошли вы.
Спасибо, что рассказала.
Игнасий поднялся на ноги. Все смотрели на него.
Вы слышали. Нет причин обвинять друг друга.
Ответом ему было задумчивое молчание.
Солнце садилось. Прогретый за день воздух после сухого жара храма Огня показался зябким. В пропотевшую спину ударил ветер.
Тот, кто писал, делал это с расчётом, что
записку прочтем мы, а не только храмовники Ветра. Это послание: «я вижу вас, знаю, что вы идёте за мной, но я впереди».
Руки бы оборвать этому расчетливому, он же их нарочно стравил, буркнула Утара, ты знаешь, кто это мог быть?
Я думаю про храм Ахиррата.
Утара резко остановилась.
Но зачем им? Они ни с кем не враждуют.
По крайней мере, открыто, кивнул Игнасий, но они очень обособлены. Ни союзов, ни альянсов. Ничего на виду. А их дар дает возможность знать события наперёд.
Ты что-то сегодня выяснил. Новое, удовлетворенно заметила Утара, давай, раскалывайся.
И он рассказал всё. Кратко, конечно: время поджимало и, чудилось, что оно отстукивало минуты всё быстрей. Утара кусала губы, размышляя.
Отец знает?
Только про хрустальный клинок. Я собирался завернуть в библиотеку, а потом к нему. Он дал мне срок до заката.
А что с птицей? Ты думаешь, Дыхание Инаша подкинула она?
Я уверен. Но так и не понял, что она такое. В библиотеку я уже не успеваю. Хотя бы вернусь в храм искажений и поговорю с их Старшей. И поскорее.
Утара закусила губу.
Тогда я к отцу. У него сегодня хороший день, он свяжет все нити. Бывай, Огонёк.
Она резко развернулась, так что полы одежд взлетели. Подошвы простучали по мостовой.
Игнасий криво усмехнулся. Надо же, детское прозвище вспомнила. Утара с Феггом вычитали в одной из старых книг, что «Игни» переводится как «пламя». И как раз в это же время Игнасия угораздило опрокинуть масляную лампу. В библиотеке. На стол, заваленный бумагой. В тот раз всё обошлось, пострадали только разложенные на столе тетради, да немного обуглилась дубовая столешница. А вот имечко прилипло. Как он его стыдился! А отец Далассин и другие старшие только усмехались: прозвище как прозвище, не хуже других. Вот если б задницей назвали или крысой, было бы куда неприятнее! А так Ну и что, что огонь принадлежность другого бога. Не страшно.
Главу Далассина они, младшие, привыкли называть отцом, хотя его кровной дочерью была одна Утара. Он и относился к ним как к родным детям, строго, но справедливо. Поровну делил уроки, наказания и похвалу. Свои его любили, чужие уважали и опасались. Как не опасаться человека, чей дар и разум позволяют ему видеть ложь, интриги и причины всех поступков.