Она задумывалась идеальной и фатальной. Притяжением к пустоте. Влечением к бездне. И не было интернета, не было фотошопа, не было референсов То есть был, но не совсем. Марком двигала своего рода одержимость. Потребность показать миру «иное», нездешнее бытие, сокрушающее хрупкие стены сознания, лишающее воли и уводящее за собой, как омут утаскивает вглубь тёмных вод. Хорошо, что потом Марк быстро понял чуждое больше пугает, чем восхищает. Можно окунуть человека в неземную, неотмирную среду, но он никогда не скажет за это спасибо, нет. Он уйдёт потрясённым, раздосадованным, злым, разобранным на кусочки. Он никогда не поймёт, да что там не пожелает понять послание с иного уровня восприятия. Иногда как экзотика, как приправа, как щекочущая нервы игра это возможно. Но нельзя удержать зрителя, не давая ему ничего знакомого и родного. Здесь необходим баланс: привычного и непривычного, красивого и жуткого, фигуры и фона Но это Марк осознал и прочувствовал потом. Академикам же неземное и неестественное пришлось по вкусу. Нет, всё-таки Мария была куда мудрее. Если завяжет со своими татуировками, её ждёт большое будущее в живописи и галеристике.
Ла-адно, прервала она его размышления. Мне пора.
И уже собиралась уйти, как вдруг ей на телефон пришло какое-то сообщение. Она, нахмурясь, пролистала его и тихо засопела.
Что-то не так?
Да нет, вздохнула она, всего лишь новости. Пишут, что скоро выходит альбом. Я не очень верю. Уже два раза обещали и переносили. То басист ногу сломает, то на звукозаписывающей студии трубу прорвёт и
всё затопит. Наверняка просто тянут время, чтобы «подогреть» фанатов. Ненавижу, когда так делают
Она передёрнула плечами и снова нахмурилась. Марк скосил глаза на сообщение. В глаза бросился знакомый псевдоним. Не следовало этого делать, но ай, была не была кто узнает, что он об этом рассказал? Зачем владеть информацией, если ей не пользоваться? Он чуть ухмыльнулся:
Думаю, на этот раз альбом выйдет. Музыка точно записана и сведена, дело только за обложкой.
Она мгновение недоумённо смотрела на него, а потом до неё дошло:
Подожди-ка Пап? Обложка? Ну ничего себе!
Он только поднял руки в предостерегающем жесте:
Я ещё не согласился!
Она молча, но очень выразительно, на него посмотрела. Он вздохнул и веско, медленно, цедя слова произнёс:
Я не могу согласиться только потому, что она твоя любимая певица.
Мария продолжала смотреть.
А вдруг я не смогу сделать обложку?
Она продолжала смотреть.
Или мы не сойдёмся характерами?
Снова игра в гляделки.
Я ничего не обещаю, голосом окончательно капитулировавшего человека произнёс Марк, но если соглашусь, то первый же экземпляр альбома будет твоим. С дарственной надписью.
Мария кинулась ему на шею, едва не сбивая с ног:
Спасибо-спасибо-спасибо, папочка!
«Надеюсь, Даниэль не ошибся, и девчонка правда того стоит», только и оставалось ему подумать. Отказаться от предложения неведомой певицы стало несколько сложнее. «Ладно, где наша не пропадала? Были проекты и похуже».
Может, всё-таки останешься? он едва ли не покачивался под напором дочери. Ничего страшного, если один день прогуляешь школу.
Зря сказал: она мигом отпустила его и засобиралась уходить, скорчив напоследок кислую гримаску:
Ты маме это скажи
* * *
И снова больница. Мирный уютный запах антисептиков, позвякивание тележек, белые лампы. Марк любит больницы и аэропорты за безликую, надёжную, будто придуманную роботами обстановку. Индивидуальность ошибается. Рутина надёжна, как конвейер. Она одновременно учит смирению и успокаивает. Не надо бороться за то, чтобы быть «особенным», как-то заявить о себе Напротив, ты можешь подчиниться потоку один из многих, твоя судьба шестерёнка огромного безупречно работающего механизма, которому нет до тебя дела. И именно поэтому механизм действует без ошибок. Иногда скука это благо.
Жанна нервничает, как все роженицы, но Марк перестал дёргаться, стоило им переступить порог больницы. Знакомая атмосфера окутывает со всех сторон, уничтожая сомнения. «Всё будет хорошо», думает он, провожая Жанну в родильное отделение.
«Всё будет хорошо», шепчет он ей на ухо.
И верит в это. Целых три часа. А потом приходит тревога. Чёрная, всепоглощающая. Что-то не так. Нет, он знает, прекрасно знает, что роды длятся долго, но Он ведь в детстве часто был пациентом и видел больше больниц, чем другие дискотек и ночных клубов. Для кого-то снующий поток медсестёр и врачей ничего бы не значил, а Марк кожей чувствует опасность и ошибку. Приставать к ним бессмысленно, никто ничего не скажет. Остаётся только малодушно молиться, чтобы это было с кем-то другим. Не с его женой и сыном.