«Я не хочу оставлять вас наедине с этой бритвой, потому что пока не уверен, что у вас не возникнет желания вскрыть себе вены».
Чертов Малфой вряд ли серьезно беспокоился о ней, но его опасения уже не казались Гермионе такими уж возмутительно-абсурдными. То положение, в котором она оказалась сейчас Оно было похоже на затянувшийся дурной сон. Несколько дней назад она была почти счастлива, наслаждаясь воссоединением их трио, вдохновленная разрушением медальона и поиском новых крестражей. И вот всё это в одночасье исчезло. Они проиграли. Вот так просто, без борьбы. Одна маленькая оплошность, и всё разрушено.
Бритва с гулким стуком приземлилась на дно ванны, а в следующую секунду этот и все прочие звуки потонули в громких всхлипах, перерастающих в истеричные рыдания. Гермиона обхватила себя трясущимися руками и заскулила в голос. Испуганный Крипси заметался по ванной, не зная, что ему предпринять. Однако очередной надрывный вскрик вынудил несчастного домовика с треском дезаппарировать. Гермиона не заметила этого. Сейчас она не заметила бы даже появления в ванной Волдеморта: она захлебывалась своим горем и теплой водой с примесью мыла.
Сразу все мысли и страхи, от которых она пыталась держаться подальше, которые не желала впускать в свой разум, обрушились на неё мощной лавиной. В голове мелькали образы Гарри, Рона, родителей, в данную минуту даже не подозревавших, что у них есть дочь, которая в беде. Гермиона плакала, не чувствуя ни холода, ни боли в горле, которое уже начало саднить. В этот момент ей хотелось умереть, умереть вместе с Гарри и Роном, в смерть которых она до сих пор отчаянно не могла поверить.
Дурной сон, пожалуйста, пусть это будет лишь дурной сон!
Дверь в ванную с громким стуком распахнулась. Это вырвало Гермиону из омута
отчаяния, но даже глядя в разъяренное лицо Люциуса Малфоя, появившегося на пороге, она не смогла успокоиться напротив, разрыдалась ещё пуще прежнего. Этот человек, этот ненавистный, отвратительный человек! Неужели он настолько презирает её происхождение, что готов унижать и мучить её, не давая ей умереть?
Гермиона как будто в замедленной съемке наблюдала за тем, как он входит в ванную, направляет на неё палочку и произносит "Круцио". У нее не было сил даже на то, чтобы прикрыться не то что сопротивляться.
Боль была такой сильной, что на пару секунд лишила её рассудка. Гермиона просто не помнила, что с ней происходило дальше: всё потонуло в нестерпимой пронизывающей боли. Она просто обязана была умереть в тот момент: все страхи и страдания прекратились бы тогда. Однако этому не суждено было случиться.
Разве проклятый домовик не предупредил, что у вас есть двадцать минут? злобное шипение привело Гермиону в чувство. Боль постепенно уходила из тела, сосредотачиваясь на затылке. Лишь спустя пару секунд она поняла, что Малфой тянет её за волосы, намотанные на его кулак.
Разве я не предупредил, что невыполнение моей маленькой просьбы будет караться при помощи Круциатуса? он дернул сильнее, вытаскивая Гермиону из ванны. Она завизжала, одновременно пытаясь вырваться и прикрыться, но вместо этого неловко поскользнулась и впечаталась коленями в каменный пол.
Маленькая неуклюжая грязнокровка! Я сохранил вашу чертову жизнь не для того, чтобы нянчиться с вами!
Слова с трудом доходили до Гермионы, оседая где-то на задворках подсознания.
Сохранил её жизнь? Что?
Поднимайтесь! Люциус встряхнул её, и Гермионе показалось, что внушительный клок её роскошных волос навсегда остался в его кулаке. С трудом встав на подгибающиеся ноги, она снова попыталась прикрыться и тут с ужасом заметила, что Малфой смотрит на её о, господи! От смешанного чувства боли и стыда ей захотелось провалиться сквозь землю и выцарапать ему глаза в любой последовательности.
Что это такое, мисс Грейнджер? голос его вдруг стал вкрадчивым и почти ласковым. Гермиона лишь всхлипнула в ответ.
Разве вы плохо поняли мою просьбу? Я слышал, что вы были самой сообразительной ученицей курса. Или это не так? Может, вы были просто маленькой бесхитростной заучкой, не способной додуматься до того, о чем она не прочитала в учебниках?
Эти слова неприятно кольнули самолюбие Гермионы. Их несправедливость заставила воспрянуть её дух.
Отпустите меня! она дёрнулась, но Малфой лишь сильнее намотал её волосы на свой кулак.
Что, нравится издеваться над слабыми? Трусливый подонок!
Он так стремительно занес руку, что Гермиона не успела заметить, как он ударил её, она лишь почувствовала резкую боль, охватившую всю левую часть лица.
Ваши попытки воззвать к моему благородству просто смешны! Если я и бываю благороден, то уж точно не с такими, как вы!
Как же сильно Гермионе хотелось ударить его в ответ! Она была так напугана и уязвлена, что это, как ни странно, делало её храбрее. Она даже забыла о своей наготе, забыла о стыдливости, сейчас ей хотелось лишь одного: вцепиться в глотку Люциуса Малфоя и по возможности причинить ему как можно больше боли. Она с сожалением подумала о бритве, лежащей на дне ванны. Если бы только она оказалась сейчас в её руках Обида жгла её изнутри, и именно это заставило Гермиону выплюнуть вертевшиеся на языке слова: