Гермиона поставила пустой стакан на стол и неохотно поднялась:
Наверное, мне пора в свою башню. Уже совсем поздно
Северус не стал ни прощаться, ни удерживать ее. Лишь молча посмотрел ей в лицо и прочитал на нем чувства Гермионы, как в раскрытой книге, безо всякой легилименции.
Конечно же, она не хочет уходить. Не хочет уходить от него. Вряд ли они еще хоть раз встретятся и поговорят так, как сегодня, и это печалит ее. Но, как бы там ни было, воспоминания об этом вечере останутся с ней навсегда.
Уже подойдя к двери, Гермиона послала ему прощальную улыбку:
Мне правда было приятно поговорить с вами, профессор. Спасибо.
Мисс Грейнджер?
Она обернулась на голос:
Да?
Северус поднялся со стула и встал, сложив руки на груди:
Если бы мисс Лавгуд присутствовала здесь, уверен, она бы заявила, что прямо сейчас вокруг вас вьется огромная стая перевозбужденных и разочарованных незерфей.
Сэр? Гермиона озадаченно посмотрела на него.
Снейп улыбнулся:
Обет. Вы чувствуете себя иначе по сравнению с тем, что было до визита ко мне? Порыв, который привел вас сюда, окончательно погас?
Он что, смеется? Как будто некий «порыв» мог погаснуть, а не разгореться еще сильнее, после того как Гермиона почувствовала такую близость к нему, какую и возможной не считала! В каком-то смысле их разговор получился интимнее любого поцелуя. И стремление однажды стать для него не просто ученицей лишь усилилось.
Тот мужчина, которого Гермиона клялась попросить о поцелуе, интриговал своей замкнутостью, предоставляя простор для домысливания всего, что только пожелаешь. Сегодня же она увидела настоящего Северуса Снейпа, хотя бы немного узнала, что в действительности творится за мрачным неприступным фасадом. После этого желание целовать его, прикасаться к нему, просто быть рядом возросло стократно.
Кажется, нет осторожно призналась Гермиона.
По борьбе чувств на ее лице Северус легко понял, как именно она истолковала неудачно выбранное слово, о каком «порыве» подумала. И, теряясь между сожалением и весельем, задумался, что же здесь более безумно: честный ответ Гермионы на его невольный (конечно же невольный!) вопрос или то, что он помогает ей выполнить, наконец, клятву. Эта девчонка погубит его, но по крайней мере он погибнет счастливым.
Я имел в виду лишь ваше стремление закрыть вопрос с обетом. Вас ведь привело оно, уточнил Северус. Вы заметили, что в ходе разговора, помимо всех объяснений и признаний так и не сделали того, зачем пришли?
Гермиона нахмурилась:
Но для исполнения обета не имеет значения, выполните вы просьбу или нет. Дело ведь не в поцелуе как таковом.
Не в поцелуе как таковом, эхом повторил Северус и добавил почти нежно: Но вы так и не попросили
Ой Глаза Гермионы округлились, щеки стало заливать краской. И правда
Она ведь действительно не озвучила просьбу напрямую. А для выполнения обета должна сделать именно это, Северус прав.
Тогда Не могли бы вы То есть Я хотела бы, чтобы вы Гермиона, уже пунцовая от стыда, поморщилась. Мерлин, это невозможно!
Откуда вдруг такая непреодолимая неловкость? Он ведь уже прекрасно знает, о чем она попросит. А она так же хорошо знает, что он откажет. Нужно всего-то выдавить из себя одну фразу. Но почему же сердце пытается выскочить из груди, почему оно бьется так бешено?
Растеряв все свое красноречие, не в силах связать больше трех слов, Гермиона подняла взгляд и тихо попросила:
Поцелуйте меня пожалуйста.
6. К вопросу о последствиях
Это звучало бы как требование, даже приказ, если бы не отчаянная мольба в глазах Гермионы.
По сути, Северус уже отказал ей, точнее, перечислил все причины для отказа: разумные, обоснованные, уважительные. Но сейчас, глядя в ее глаза, понимал,
что не способен произнести «нет». Просто-напросто не может устоять. И, честно признаться, не хочет.
Северус протянул руку, легко провел пальцами по ее щеке, бережно коснулся лица ладонью.
Если вы желаете шепнул он, склоняясь ближе. Дыхание Гермионы остановилось. Северус почувствовал бешеный пульс девушки, когда склонил голову и прильнул губами.
Гермиона не раз пыталась представить себе, каково это целоваться с неприступным и устрашающим профессором зелий. И воображение часто пасовало перед столь трудной задачей. Возможно, потому, что поцелуй это проявление близости, нежности и тепла, а профессора сложно было ассоциировать с какими-либо чувствами, кроме злобы, недовольства или презрительности. Оставалось только воображать, как его губы, которые чаще всего можно видеть либо сжатыми в тонкую нить, либо искривленными в усмешке, будут грубыми и безжалостными, станут жестоко терзать, наказывая за дерзкую попытку подобраться непростительно близко.
Но если получалось допустить, что Снейп целовал бы ее по своей воле, то в таком случае он без колебаний делал бы все, что хочет. Такой поцелуй неизменно представлялся Гермионе требовательным и настойчивым, берущим, а не дающим. С той же властностью и умением подчинять, которые Северус проявлял везде и со всеми, он даже целуя командовал бы и навязывал свои правила. Как ни странно, такая фантазия не вызывала отторжения, а скорее щекотала нервы.