После этой сцены вечер разладился совершенно. Вернон, ещё немного посидев и подумав, сообщил, что ему рано вставать утром, и откланялся. Медленно успокаивавшаяся Лили цедила крепкий чай, а Петунья прижала пальцы к вискам, тщетно надеясь побороть начинавшуюся мигрень. Ночь из-за приступов мучительной боли обещала быть долгой: все зелья надёжно спрятали в чулане под замком, а обычные лекарства Петунье давно уже не помогали.
Спать она пошла последней, далеко за полночь, трусливо объясняя самой себе, что вот эту кастрюльку и ту сковородку отмыть нужно немедленно. Было просто-напросто страшно оказаться один на один с Верноном. Дорогой супруг много чего мог сказать. Лили вела себя далеко не так, как хотелось бы, а делать скидку на стресс Вернон не собирался. Но выставить сестру вон Петунья уже не могла. Мучения и метания схлынули сегодня без оглядки, оставив в её душе чёрным осадком только одно.
Вину.
Петунья была старшей. Она поучала и воспитывала младшую, старалась проследить, чтобы Лили не попала в беду, не оказалась в плохой компании, не опозорила родителей. И всё равно не уберегла. Неважно, что Лили сама отдалилась от неё. Неважно, что даже общайся они по-прежнему, сестрёнка и не прислушалась бы к чужому совету. Нет, Петунья непременно попыталась и вытащила бы Лили из того из тех нечистот, в которые сестра вляпалась. Стоило всего на несколько лет оставить её без присмотра! Петунья себе этого никогда не простит. Вернон мог сколько угодно ворчать, что она ничего не должна сестре, но в семье Эвансов было заведено
иначе! И раз Петунья виновата, что не доглядела, ей и исправлять последствия.
4
Денег только сестре не давай, ладно?
Мучимая виной ещё и перед мужем, Петунья согласно закивала, но по глазам Вернона видела, что он не очень-то поверил. К счастью, Лили ничего не потребовала: быстро позавтракала, выпила чай с остатками хэллоуинского печенья, отложенного для Вернона, и снова исчезла из дома.
Петунья постирала рубашки мужа и домашние кофточки Дадли, тщательно всё выгладила с двух сторон и накрахмалила Вернону воротнички, приготовила обед, накормила сына и, опомнившись, ещё и себя, а мысленно считала минуты до того, как Лили вернётся с очередной неудачей. Тогда Петунья снова встанет перед выбором: промолчать и позволить сестре и дальше бессмысленно сражаться за сына или открыть правду. Стоило бы признаться, Лили не заслуживала обмана. Однако борьба давала той силы, да и Петунья не чувствовала в себе того мужества, которое нужно, чтобы сообщить матери о навсегда потерянном ребёнке. У неё и так на глаза постоянно наворачивались слёзы. Как Лили будет жить дальше? Есть у неё друзья или знакомые, которые бы поддержали её? Глупый вопрос! Иначе бы сестра не примчалась в Литтл Уингинг. А вдруг случится чудо, и Альбус Дамблдор всё-таки переупрямит Поттеров?
Вечером, сразу после возвращения Вернона, Лили ворвалась в дом с красным лицом и красными же глазами, возмущённо крича про старого, бородатого козла. Верховный судья, директор школы и просто друг семьи ничего не стал делать для любимой ученицы.
Девочка моя, но Джеймс хочет лучше для сына, передразнивала его Лили, вытирая катившиеся из глаз слёзы. Гарри нужна хорошая, ответственная мать. Подумай, может, это ты что-то сделала не так? Ещё не поздно исправиться! Мне?! Исправиться?! Да я я их всех засужу! Поттер мне по гроб жизни обязан, что я его выбрала! Очкарик коротконогий! Рогатый импотент! И родители у него заносчивые снобы! Я всего лишь хотела, чтобы мой сын рос без всех их кровавых заморочек! Да они в ногах у меня валяться должны! Я я ведь за кого угодно могла выйти, и побогаче, и покрасивее были женихи!
Схватив сына в охапку, Вернон молча ретировался наверх. Он не проронил ни слова, хотя Петунье почудилось в этом спешном бегстве невысказанное «Ты хотела помочь сестре, ты и разбирайся». Бог ты мой, Лили с ними всего ничего, а уже доставила столько неудобств. Но кто, кроме Петуньи, её поддержит? У сестры никого не осталось.
Лили всё так же по утрам аппарировала в Лондон и возвращалась только вечером. Чем больше проходило дней, тем раньше она оказывалась обратно на Тисовой улице, всякий раз растерянная, раздражённая и просто злая, полная слёз. Сестра так убивалась по сыну, что Петунья окончательно решила ничего ей не рассказывать, не лишать последней надежды. Правда, какая могла быть надежда, если все, к кому обращалась Лили, отказывали ей, а Петунья в качестве помощи предлагала лишь слова утешения. Она думала было привлечь сестрёнку к домашней работе: именно так сама спасалась от горя, когда скончались родители, но совесть не позволила требовать от переживавшей трагедию Лили готовить или убирать дом. Понемногу та успокаивалась (видимо, безысходность притупляла остальные чувства) и даже начала делиться некоторыми подробностями жизни в магическом мире, что было хорошим знаком: Лили не собиралась впадать в депрессию или сдаваться. Настаивать на большем Петунья опасалась.
Замуж сестра вышла летом после окончания Хогвартса. В тот год Лили и возвращаться домой не стала, сразу перебралась к Поттерам, благо они с Джеймсом уже были помолвлены. В магическом мире наступали очень неспокойные времена: набирал силу могущественный тёмный маг с труднопроизносимым именем. О нём Петунья слышала ещё от Северуса, собственно, не желая служить тому человеку, парень и сбежал в Италию. В объяснениях Лили злодей вообще представал каким-то безумным чудовищем из чуть ли не из самого Ада. Бороться с ним магическая полиция то ли не могла, то ли не желала, аристократическая верхушка всецело его поддерживала, и, разумеется, глупая сестрёнка вместе с не менее глупым муженьком и приятелями радостно бросилась в бой против тёмных сил. Как сообразила Петунья по некоторым оговоркам оказавшись при этом в оппозиции к действующей власти в отличие от Северуса. Его, кстати, сестра почему-то твёрдо относила к последователям