Одобрительно покивав, Миха перевернулся и пошарил по углам корзины. В одном из них нашел, три газовых баллона, какие-то тюки и тряпье, мой чуткий нос определил запахи грибов и соли. Что-то напевая под нос, детина подсунул один из тюков под себя, два других кинул нам, а сам разорвал могучими руками тряпье. Одной частью накрылся, а другой кусок протянул нам со словами:
Холодно. Во сне озябнем. На высоте даже в жару можно оледенеть. Это даже мне известно. Вы подползайте под бок. Если скучимся, будет теплее.
В логике Михи противоречий я не нашел и, положив рядом тюк, откинулся на него полусидя. Катя продолжала сидеть в углу, сжавшись в маленький дрожащий комочек.
Иди сюда, проговорил я негромко и откинул правую руку, чтобы она пристроилась к боку.
На что Катя помотала головой, я наклонился в озадаченности и спросил:
Ты тут уже спала и тебе ничего не откусил.
Просунув пальцы подмышки еще глубже, Катя нахохлилась, как цыпленок, и пробормотала, отвернувшись в стенку корзины:
Я высоты боюсь.
Так тут же не видно высоты, удивился я. Мы в корзине.
Но я знаю, что она подомной, упрямо ответила девушка.
Понятно, проговорил я и молча ухватил ее за ногу, после чего одним движением подтянул к себе, и пока она испуганно охала, уложил под бок.
Катя прижалась теплым комочком и моментально затихла. Ее макушка застыла у лица, в носу стало приятно от запаха ее волос, я спросил негромко:
Так лучше?
Катя ничего не сказала, только молча покивала.
От ее тепла я сам немного расслабился. Обняв девушку, откинул голову на тюк и прикрыл веки. Завтра будет день, и я определюсь с направлением. Оставить их уже не получится, да и не хочется, если быть с собой честным.
Спал вроде недолго, но, когда разлепил глаза, небо уже посветлело. Вверху поскрипывают канаты на красной материи аэростата, под горелкой переливается арт-аккум. Катя справа тихо сопит в той же позе, в какой уснула, пальчики стискивают край моей футболки. Аккуратно, чтобы не разбудить, я их разжал и переложил Катю на тюк. Она не проснулась, только пробормотала что-то во сне. Накрыл ее куском тряпки, который оставил Миха, а сам выпрямился и потянулся.
После сна обычно
и так бывает зябко, но сейчас лицо ошпарило холодом. Когда обернулся по направлению движения аэростата, в грудь ударил обжигающий и резкий ветер. Внутри заворочалось недоброе.
Когда с тревогой шагнул к краю корзины и заглянул, в животе похолодело. Говорят, что высоты боятся все, даже те, кто утверждает обратное. И это нормально. Вопрос в том, насколько хорошо умеешь контролировать этот страх. К акрофобам я себя никогда не относил, но сейчас даже меня повело в сторону.
Далеко внизу пустыня, если таковой ее можно назвать, превратилась в похожую на кожу желтоватое полотно, испещренное волнами, выпуклостями и неровностями. Высота такая, что глаза воспринимают ее как картинку, не в силах высмотреть детали. Барханы неспешно плывут, перемежаясь со скалами и руинами: остатками былого величия цивилизации. Местами барханов вообще нет, только неровная мелкая сетка. Присмотрелся это от засухи потрескалась почва.
Несмотря на солнце, которое уверенно поднимается над горизонтом, наверху ветер ледяной. Но в полдень он будет сочетаться с пеклом, а это настоящее мучение.
Твою ж за ногу проговорил я и стал перебирать рычаги на горелке, под которой светится арт-аккум.
С аэростатами дел я никогда не имел, действовал по наитию, но безуспешно: шар продолжал нестись, а ледяной ветер обжигать лицо. Покрутил артефакт аккумулятор, рассчитывая, что он как-то влияет на высоту, но тот только молчаливо переливается малиновым.
Тьфу ты бесполезная штука. Зачем он вообще тут, выругался и толкнул Миху в бок. Просыпайся, чудо-механик.
Разлепив один глаз Миха уставился им на меня с видом полного непонимания. Только когда открыл второй, во взгляде стал проявляться разум и узнавание. Зевнув, он сел и с хрустом размял шею, проговорив:
Ну и колотун. Не помню, чтобы так мерз.
Замерзнем еще сильнее, если не снизимся, проговорил я, вертя головой из угла в угол. Ты знаешь, как спустить эту махину?
Еще раз сладко зевнув, детина поскреб ногтями ребра и проговорил сонно:
Чего тут сложного-то?
Вставай и смотри, бросил я и кивнул на конструкцию горелки с артефактом. На кой-тут вообще арт-аккум? Что тут аккумулировать?
Поднимая заледеневшее во время сна тело, Миха шумно выдохнул, потом сделала несколько поворотов корпусом и потряс плечами.
Бр-р-р выдохнул он и пояснил: Арт-аккум для горелки. Чтоб механизм не отказал в полете. Дай посмотрю. Сейчас снизимся.
Надвинув с сомнением брови, я отшагнул в сторону, пропуская Миху. Тот приблизился к горелке, и посмотрел на нее, прищурившись, как кот на солнечном крыльце.
Я проговорил:
Тут рычагов больше, чем мужиков у шпильки.
Миха продолжал всматриваться в горелку взглядом, каким мог бы смотреть за край Вселенной: долгим, вдумчивым, как если бы смотрел ей в самую душу. Будь у горелки душа. Пару раз причмокнул, потом проговорил:
А, понятно.
Еще скажи, что всю жизнь на аэростатах летал.
Не, отозвался Миха. Я эту конструкцию вижу впервые.