Вот, протянув мне коробку, угрюмо проговорил дед. Тут достаточно на пару дней. Ты иди наверх, а я сейчас.
Хотелось остаться и ещё немного посмотреть на пчел, вряд ли ещё такое увижу. Но Никифор осунулся и поник, мой отказ участвовать его огорчил, я решил ему не мешать предаваться сожалениям и поднялся в кухню. Там Катерина, уже переодетая в коричневые штаны, которые красиво облегают бедра, и серую рубашку с длинным рукавом и вырезом, обжаривала кукурузные лепешки.
Увидев меня, девушка охнула, щеки порозовели, она быстро перехватила волосы веревочкой в низкий хвост и прощебетала запыхано, будто не лепешки жарила, а по лестницам бегала:
Ой, а ты здесь. Я думала, уже ушел
Хороший постоялый двор у вас, сообщил я и непроизвольно расплылся в улыбке, глядя, как Катерина засуетилась.
Это все Никифор, согласилась она и стала перекладывать лепешки
в глиняную плошку. Но ты не останешься, да?
Только на ночь, ответил я, разглядывая Катерину со спины. Стройная, зад крепкий, бедра округлые, в штанах это видно особенно. В Красном граде у меня были девушки, но ни одной я не смог бы доверить тайну о своей мутации.
Катерина вздохнула так тяжко, что прозвучало нарочно, а когда пустынный ветер ворвался в форточку, до меня долетел её мятный и сладковатый запах. Пока Катя не видит, я прикрыл глаза приятно.
Как жалко, проговорила девушка, я разомкнул веки и стал наблюдать, как она выставляет на стол плошки и чашки. Я надеялась, что останешься хотя бы на несколько дней.
С радостью бы, но не могу.
Понимаю, негромко отозвалась Катя и опустила взгляд в тарелку. Голодный?
Козлятины я наелся плотно, но отказать Кате в голову не пришло, я кивнул, а она просияла, как утреннее солнышко.
Тогда садись. У меня и соус есть.
Воодушевленно метнувшись к деревянному шкафу, Катерина выставила на середину стола небольшую миску с чем-то густым и желтоватым.
Это из кукурузы, картошки, козьего кефира. И немного соли. Можно просто макать и есть, сообщила девушка со смущенной улыбкой и придвинула мне лепешки.
То ли её порозовевшие щеки мне понравились, то ли надышался чистого воздуха, но, как дурак, заулыбался и начал жрать лепешки, окуная их в соус. Оказалось и правда вкусно, а когда дожевывал третью, из подвала вылез дед с небольшой сумкой наперевес и вытаращился на меня.
Ну ты и жрать, Андрей, хмыкнул он и потряс сумкой. Вот провизии тебе немного. Сухпаек, вода.
Понял. Спасибо.
Катерина, а ты чего тут? переведя взгляд на девушку, поинтересовался дед деловито. А ну хватит увиваться. Парень он видный, но нечего тебе вести себя как швора.
Лицо Катерины вспыхнуло пунцовым, она вытаращилась и выдохнула:
Дед Никифор, да какая швора!
А вот никакая. Бери свои булки
Это лепешки!
Ну лепешки. Бери и иди к себе. Не мешай человеку отдыхать, строго проговорил Никифор. Ему долгая дорога предстоит.
Против общества Кати я ничего не имел, даже наоборот, но Катя зыркнула на него ясными голубыми глазами и с недовольным видом ушла, оставив лепешки.
С Никифором мы ещё немного поговорили, потом пришла его жена, отругала за то, что засиделись и повела меня спать на второй этаж. Там выдала одеяло и оставила одного. На кровать я рухнул, как мешок. После двухдневной гонки, кислорода и пчел усталость ломила тело, и я уснул, как был, в одежде и с рюкзаком под боком.
Проснулся от настойчивого стука в дверь, когда полоска горизонта в окне едва заметно побледнела.
Андрей, донёсся встревоженный шепот Полины, вставай!
На ногах я оказался через секунду и открыл дверь. По встревоженному взгляду жены Никифора понял дело дрянь, а она протараторила негромко:
Служебники внизу. Никифор их убалтывает. Тебе надо бежать. Идем, покажу выход. Быстрей.
Цапнув с кровати рюкзак, я метнулся за женщиной. Та, несмотря на габариты, пронеслась по коридору, как перекати поле, и в самом углу открыла дверку. Она вывела на крохотный балкон, на котором сушится белье.
Внизу Никифорова дрезина, быстро сообщила женщина, с опаской косясь назад, он наказал тебе взять. Вот ключ, она с него заводится.
Полина протянула его, я сунул в карман и, перелезая через перила, поблагодарил. До песка чуть больше двух метров. Ерунда. Повиснув на нижней части балкона, я приготовился и спрыгнул в песок, перекувыркнувшись, как учили на самбо.
На дрезину я запрыгнул, как на верблюда, но, когда повернул ключ, она не завелась.
Швора, выругался я под нос и снова попробовал.
Безрезультатно. Глянул в небольшое пыльное окно, там Никифор что-то активно рассказывает группе служебников из пяти человек. Все в форме сафари-цвета, с арбалетами и с намордниками от песка. Судя по мрачным лицам, рассказ деда слушают внимательно, но кто знает, сколько ему удастся их отвлекать.
Я снова крутанул ключ, дрезина ответила упрямым молчанием. Когда собрался спрыгнуть и рвануть пешком, из-за угла выскользнула тень. Я рефлекторно крутанулся для удара ногой, и успел остановить ботинок у самого носа появившегося, потому что узнал детину.
Тихо ругнувшись, я шепотом спросил:
Ты чего тут?
Давай заведу, отозвался тот и жестом показал, чтобы я сдвинулся на заднее сидение.