Оказывается, играла музыка. Дремучая старина чуть ли не Моцарт. Я не заметил, когда она возникла, так естественна она была в этой обстановке. Тонкие руки Илль бесшумно царствовали в сиянье неподвижных язычков свечных огней. Я глядел на эти руки, и до меня медленно доходило, какой же потрясающей женщиной станет когда-нибудь эта девчонка, если уже сейчас она умеет так понять, что при всех распрекрасных дружеских отношениях в этом доме иногда тянет холодком бесконечного мальчишника, и она приносит им всю накопляющуюся в ней женственность, но мудро ограждает себя колдовской чертой неприкасаемой сказочности.
И сегодня рыцарем ее был Лакост, хотя она не выделяла его и не улыбалась ему больше, чем кому-нибудь, но что-то общее было в ее старинном костюме и его ультрасовременном трике с серебристым колетом, в подкладку которого так хорошо монтировались всевозможные датчики; может быть, несколько столетий тому назад она и выглядела бы в таком наряде, как служанка; но сейчас это была фея, и фея одного из самых высоких рангов. А Лакосту не хватало лишь ордена Золотого Руна. Разговор за столом велся вполголоса, я давно уже за ним не следил, и меня не тревожили, разрешая мне предаваться своим мыслям, и я удивлялся, как это в прошлый мой визит я мог подумать, что этот мальчик Туан имеет какое-то отношение к ней.
Ужин уже окончился, но никто не вставал; музыка не умолкала. Мы сидели за столом, но мне казалось, что все мы кружимся в медленном старинном танце, улыбаясь и кланяясь друг другу. И Илль танцует с Лакостом. «А собственно говоря, почему меня так волнует, с кем она?» подумал я, и в ту же секунду глухие частые удары ворвались в комнату. Казалось, отворилась дверь, за которой бьется чье-то исполинское сердце. Но удары тут же приглохли, и на их отдаленном фоне зазвучал бесстрастный голос:
«В квадрате шестьсот два обвалом засыпана группа людей в количестве семи человек. Приблизительный объем снеговой массы будет передан в мобиль. Продолжаю ориентировочные расчеты. Необходим вылет механика и врача».
Лакоста и Джабжы уже не было в комнате. Я посмотрел на Илль. На ее лице появилось выражение грустной озабоченности. И только. Она поднялась н стала убирать со стола. Туан тоже встал и, как мне показалось, неторопливо удалился в центральные помещения.
Наверное, все шло, как полагается, ведь не в первый же раз в заповеднике случается обвал. Но мне казалось, что все до единого человека должны начать что-то делать, бегать, суетиться. А они остались, словно ничего и не случилось. Илль унесла посуду и села у едва тлеющего камина, положив ноги на решетку.
Сегодня много обвалов, сказала она, кротко улыбнувшись, словно сообщала мне о том, что набрала много фиалок.
Я понял, что это приветливость хозяйки, которой волей-неволей приходится развлекать навязчивого гостя. Я поднялся.
Не уходите, живо возразила она. Вы ведь видите, меня бросили одну.
Как будто я не знал, что она одна-одинешенька
лазает ночью по горам.
Останьтесь же солнце еще не село.
В прошлый раз я бы спросил: «А что мне за это будет?» и остался бы. Сегодня я просто не знал, как с ней разговаривать у меня перед глазами стояло тонкое, чуть насмешливое лицо Лакоста. Я подбирал слова для того, чтобы откланяться самым почтительным образом и тем оставить для себя возможность еще раз навестить Хижину. Но вошел Туан.
Почти ничего не видно «гномы» поднимают стену снега. Лакост и Джабжа висят чуть поодаль и говорят, что все хорошо.
Почему висят? не удержался я.
Они не выходят из мобилей, так как никогда нельзя забывать о возможности вторичного обвала. «Гномы» сами откопают людей и притащат их Джабже.
А если они все-таки попадут под обвал?
И так бывало. Тогда полечу я.
Он был уже в форме.
А твой двойник? напомнила Илль.
Черт побери, из головы вылетело.
Туан повернулся и бросился обратно.
Я уже придумала ему кличку, сказала Илль.
Кому?
Двойнику, Мы будем звать его «Антуан».
Я пожал плечами. Где-то под снегом задыхались люди, а она болтала о всяких пустяках. Неужели костюм так меняет женщину?
Не волнуйтесь, Рамон, сказала она мягко. Мне сначала тоже казалось, что я должна вмешиваться в каждый несчастный случай. Но я здесь уже четыре года и знаю: когда летит Лакост волноваться нечего. Они сделают свое дело. А через несколько минут можем понадобиться и мы. Это наша жизнь, мы привыкли. На войне как на войне.
Я не удержался и глянул на нее довольно выразительно. Эта горничная очень мило щебетала о войне. А сама боится ходить на охоту.
А вы когда-нибудь держали в руках пистолет?
Да, просто сказала она, я стреляю хорошо.
А вы сами попадали под обвал?
Несколько раз, так же просто ответила она. Один раз Джабжа едва разбудил меня.
Мне стало не по себе от этого детского «разбудил». Она даже не понимала как следует, что такое умереть.
Скажите, вдруг вырвалось у меня, а разве не бывает здесь случаев, когда люди приходят в горы умирать? Знают, что им не избежать этого, и выбирают себе смерть на ледяной вершине, что ближе всего к небу?