Сознание вины?
Да.
На вашем месте я ничего не мог бы сделать, твердо сказал Джабжа.
Я тоже, сказал Лакост.
Туан закусил губу и наклонил голову. Он был слишком молод, чтобы так быстро сдаться. Я знал, что он еще будет приставать к Лакосту и Джабже. Он был слишком хороший парень, чтобы этого не сделать.
Теперь молчали все, и это молчание было как отдача последних почестей тем, кто сегодня умер, чтобы больше не воскресать в моей совести. Память дело другое. Чем светлее память, тем дольше для нее то, что для памяти называем мы вечностью.
Вечная память.
А знаете, сказал вдруг Туан, лет четыреста тому назад вам поставили бы памятник. Раньше такой человек считался героем.
Мы дружно рассмеялись и поднялись из-за стола.
Тогда они и были героями, сказал Джабжа, положив руку на плечо Туана. А теперь все такие. Разве ты на месте Рамона сошел бы с ума? Или повесился бы? Ты продолжал бы оставаться Человеком. Это давным-давно перестало быть героизмом, а превратилось в долг.
Тоска, сказал Туан.
Мы снова рассмеялись.
Дурак, мрачно резюмировала Илль.
Внезапно раздался протяжный, мелодичный звон. Одновременно все стены вспыхнули голубоватым огнем.
Не волнуйтесь, сказал мне Джабжа. Это не аварийный. Это обыкновенный вызов. Кто-нибудь сломал лыжи или уронил альпеншток.
Он вместе с Туаном исчез в левой двери. Через несколько минут вернулся позеленевший Туан.
Семьдесят четвертый квадрат? осведомился Лакост таким безмятежным тоном, что я понял, что тут кроется какое-то издевательство.
Туан молча пошел к выходу, надевая шапочку с очками.
Мой глубочайший поклон прекрасным дамам! крикнул ему вдогонку Лакост.
Туан хлопнул дверью.
Вошел Джабжа.
Нехорошо, мальчики, сказал он, обращаясь главным образом к Илль. Неужели его нельзя было заменить? Ведь там самой молодой восемьдесят лет. И они вызывают его каждый раз, когда он неосторожно подходит к фону. Ну, ладно, искупи свою черствость заботой о госте. Спокойной ночи.
Джабжа и Лакост удалились.
В чем дело? спросил я.
Туан мечтает встретить в горах прекрасную незнакомку. А по нему вздыхают все престарелые красотки, посещающие заповедник. Эта группа вызывает его четвертый раз. Да, красота тяжелое бремя.
И все-таки он у вас хороший
Илль посмотрела на меня удивленно. Потом медленно ответила:
Да, он у меня хороший.
С ударением на «у меня».
А теперь пойдемте, я ведь здесь еще и что-то вроде горничной и должна с приветливой улыбкой указать вам ваши аппартаменты.
Жаль, что сейчас не дают на чай. Ваш талант в роли горничной пропадает даром в буквальном смысле слова.
А что бы вы мне дали?
Две серебряные монетки. Каждая по часу.
Как мало!
Тогда одну золотую. Золотая это один день.
Это значит, двадцать четыре серебряных Все равно мало.
Вы маленькая вымогательница. Из вас не вышло бы хорошей горничной.
А вы предлагаете мне пышный хвост от неубитого медведя. Ведь вы же не знаете, сколько еще золотых монет бренчит в вашей сумке.
А вы знаете? Она кивнула.
И что же, вам принесло это радость?
Она пожала плечами так беззаботно, что сердце мое сжалось. Я болтал здесь с этой девчонкой, а там, в Егерхауэне, спала та, которая носила белое с золотом, но все золото, что было на ней, не могло прибавить ей и одной монетки стоимостью в один день.
Сколько вам лет? спросил я Илль.
Она с упреком поглядела на меня:
Настоящая женщина скрывает не только то, сколько лет ей исполнилось, но даже и сколько ей остается.
А все-таки?
Она тихонечко вздохнула, как там, на скале.
Восемнадцать.
А сколько еще осталось?
Мне восемнадцать лет. А вы меня спрашиваете о том, что будет, у-у! И если я отвечу, то кто будет более бестактен вы, когда спрашиваете, или я, когда отвечаю?
У нее было какое-то чутье. Она правильно сделала, что не ответила. Мне было бы слишком больно за Сану.
Извините меня. Я и так задержал вас.
А я не очень дорожу своими монетками. К тому же вы обокрали меня не больше чем на десять медяшек. Идите-ка спать.
А вы?
Я останусь здесь. Я должна быть наготове, пока Туан в отлете.
Ну и я останусь здесь. Все равно до утра не больше трех часов. Вы не возражаете?
В нашей Хижине закон не мешать друг другу делать глупости.
Благодарю.
Я растянулся перед потухающим огнем, взбил медвежью голову, как пуховую подушку, и тотчас же начал засыпать.
«Камин» приплыло откуда-то издалека, это называется «камин»
Потом надо мною наклонилась Сана и быстро-быстро зашептала: «Не надо Не вспоминай об этом»
Я повернулся несколько раз, и когда это лицо исчезло, я сразу же заснул
легко и спокойно,
И так же легко проснулся, когда меня разбудил Джабжа.
Глава VI
Зачем? Прилетел Туан, они отправились спать. Если будет вызов, полечу я или Лакост.
А форма?
Трик? Хорош бы я был в нем. Обойдусь так. Кстати, Илль говорила, что тебе надо быть дома к завтраку.
Действительно. А здесь мне больше не дадут?
Знаешь что? Пошли на кухню.
Это была не сама кухня, а крошечный закуток, этакое преддверье рая. Из соседнего помещения тянуло свежим кофе и еще чем-то пряным.