О последней строфе необходимо сказать отдельно. В ней появляется «я» субъект высказывания обнаруживает, «легализует» себя: «Я сказал тебе всё, что хотел». Выход на сцену «я» как субъекта высказывания влечёт за собой появление адресата «ты», которое здесь уже не только эксплицитное «ты» текста, но читатель. В субъектной организации происходит «перелом» переход от внешней точки зрения к внутренней выход за пределы текста. Таким образом, «по дороге в Дамаск» становится местом встречи с Богом не только героев песни, но и место встречи с Ним автора и читателей / слушателей, каждый из которых может узнать в себе Савла. Сама же фраза «по дороге в Дамаск» клишируется и становится семантическим эквивалентом крылатых выражений «превращение Савла в Павла» и «трудно противу рожна прати»{218}. Но не только. Пространственный образ содержит в себе потенции семантического приращения. «Дорога» образ разомкнутого, направленного пространства становится не просто метафорой психологического состояния обращения, как уникального, единожды происшедшего события, но метафорой процесса постоянного, непрекращающегося обращения.
Подобный приём превращения пространственного образа в метафору встречи с самим собой духовного обращения характерен для творчества БГ вообще и уже привлекал к себе внимание исследователей. Так М. Каспина и В. Малкина справедливо заметили, что в альбомах 1990-х годов (как пример приводится «Из Калинина в Тверь»), «встречаются странные смешения пространственных пластов Герой выходит за рамки привычных нам пространственно-временных границ. При выходе в тот мир, к загадочным звездам, для него становятся не существенными различия между временами, городами и странами. Иногда не важны даже различия между тем, что снаружи, и тем, что внутри. Но, тем не менее, всегда есть путь, по которому герой движется из этого мира в тот. Как и в волшебной сказке, в песнях Б. Гребенщикова для героев важен сам процесс поиска этого пути»{219}.
В «Лилит» подобная ситуация наблюдается ещё раз во второй песне альбома «Из Калинина в Тверь», сюжет которой перекликается с сюжетом последней композиции.
В центре песни сакрализованный образ поезда, мчащего героев из Калинина (название Твери до 1990 года) в Тверь, то есть, по наблюдению Ю. Доманского, «из прошлого в настоящее». Однако, точнее, на наш взгляд, сказать из «настоящего в прошлое», где настоящее Калинин искажённое первоимя города, а прошлое его исконное имя. Таким образом, здесь больше «работает» мотив возвращения «вперёд в прошлое», который в контексте песни превращается в мотив движения от себя к себе, в «Дамаске» выраженный формулой «прийти в себя»: «Паровоз, как мессия, несёт нас вперёд / По пути из Калинина в Тверь»; «В синем с золотом тендере вместо угля / Души тургеневских дев. / В стопудовом чугунном окладе / Богоизбранный (хочешь проверь) / Этот поезд летит, как апостольский чин, / По пути из Калинина в Тверь» (354). В образе поезда, благодаря «подсказкам» автора («как мессия», «апостольский чин», «В синем с золотом», «В стопудовом чугунном окладе», «Богоизбранный»), угадывается одновременно и образ мессии Спасителя, являющегося с неба для установления царства Божия, и образ апостола «странствующего храма»{220}, и образ храма с синими маковками и золотыми куполами, обнесённого чугунной оградой «окладом». В результате образуется синтетический образ-символ, соединяющий в себе идею движения и преображения одновременно, иными словами, горизонталь и вертикаль крестообразно соединяются в одном образе. Это тот же мотив постоянно длящейся, преобразующей встречи, что и в «Дамаске».
Анализ двух ключевых песен альбома первой и последней обнаружил наличие некоторых закономерностей в этом плане. Изображение событий даётся автором
одновременно с нескольких ракурсов, что ослабляет причинно-следственные связи между ними и делает их обратимыми. Смена ракурса изображения, как правило, выпадает на рефрен, дающий изображённому новую интерпретацию. Благодаря наличию в тексте героев, обозначенных «я» и «ты», с которыми, как правило, отождествляет себя читатель / слушатель, последний как бы «затягивается» в текст. Происходит это и за счёт перехода от внешней точки зрения к внутренней выхода за пределы текста. Но самый интересный случай, когда читатель / слушатель оказывается «внутри» библейского сюжета.
Проявления этих закономерностей можно наблюдать и в других песнях альбома.
Так, например, в песне «Дарья» (третьей песне альбома) тоже совершенно очевидно два «ты» два адресата лирического героя: один конкретный Дарья, а другой не назван. Однако его появлению в тексте предшествует аллюзия на распространённый библейский сюжет о воскресении Лазаря.
Вводя в текст песни библейский сюжет, присутствующий в массовом сознании и закрепившийся в крылатом выражении{221} : «Бог сказал Лазарю мне нужен кто-то живой / Господь сказал Лазарю хэй, проснись и пой! / А Лазарь сказал Я видел это в гробу / Это не жизнь, это цирк Марабу / А ты у них, как фокусник-клоун, лучше двигай со мной» (курсив наш. Е. Е.) (356), БГ резко меняет ракурс изображения и вводит новых субъектов Бога и Лазаря.