Да, мой Да, ответил Мартин. На вчерашнем совещании. Он посмотрел на часы. Сейчас почти половина второго.
Гитлер кивнул с отсутствующим видом. На нем был кашемировый халат и кожаные шлепанцы: они с Борманом пребывали в полном одиночестве в административном крыле здания штаба. Гитлер взглянул на свои творения, на дома, выписанные нетвердой рукой, на искаженную перспективу и окунул кисть в стакан с водой.
Это предзнаменование, что я непроизвольно рисую волка. Волк символ победы, Мартин. Полного и окончательного разгрома всех этих врагов рейха. И внешних и внутренних, сказал он, внимательно глядя на своего секретаря.
Вы должны знать, мой фюрер, что никто не может противостоять вашим желаниям.
Казалось, Гитлер не слушает. Он укладывал краски и кисти в металлическую коробку, которую обычно держал в сейфе.
Что у меня сегодня, Мартин?
В восемь утра, за завтраком, встреча с полковником Блоком и доктором Хильдебрандтом. Затем штабное совещание от девяти до десяти тридцати. В час дня прибудет фельдмаршал Роммель с докладом о положении с «Атлантическим валом».
А! Глаза Гитлера снова заблестели. Роммель. Это умный человек. Я простил ему поражение в Северной Африке. Теперь все превосходно.
Да, господин. В семь сорок вечера вместе с фельдмаршалом мы полетим в Нормандию. Затем в Роттердам.
Роттердам. Гитлер кивнул, запирая коробку красок в сейфе. Я надеюсь, что эта работа ведется по графику. Это очень важно.
Да, господин. После однодневного визита в Роттердам мы вылетим на неделю в Бергхоф.
Бергхоф. Да, я и забыл. Гитлер улыбнулся; под его глазами четче проступили черные круги.
Бергхоф, особняк Гитлера в Баварских Альпах над деревней Бертехсгаден, был его единственным настоящим домом с 1928 года. Место, где гуляли свежие ветры, где случались миражи, которые удивили бы Одина, и где жили приятные воспоминания. Кроме, конечно, воспоминания о Гели. Там он встретил Гели Payбал, свою единственную настоящую любовь. Гели, дорогую Гели, со светлыми волосами и смеющимися глазами. Зачем дорогая Гели прострелила себе сердце? «Я любил тебя, Гели, думал он. Разве этого было недостаточно?» В Бергхофе его будет ждать Ева; иногда, когда свет был направлен как надо и Ева зачесывала волосы назад, Гитлер, сощурив глаза, видел перед собой Гели, свою потерянную любовь и племянницу, которой было двадцать три года, когда она застрелилась в 1931 году.
У него заболела голова. Он посмотрел на календарь на столе среди бумаг. Март на дворе. Пришла весна, ясно ощутил он.
Снаружи, проникая сквозь толстые стены, доносился рев. «Волк!» подумал Гитлер со вздохом надежды и ожидания. Нет-нет это сирена воздушной тревоги. Звук сирены нарастал и переходил в стон: он более ощущался, чем слышался за стенами канцелярии рейха. Издалека были слышны взрывы бомб, они звучали как удары обуха о могучее дерево.
Позови кого-нибудь, приказал Гитлер; по его лицу катился холодный пот.
Мартин взял телефонную трубку и набрал номер.
Бомбы продолжали падать, грохот разрушений то нарастал, то затихал. Пальцы Гитлера впились в край стола. Грохот взрывов доносился откуда-то с юга, со стороны аэропорта Темпельхоф. Не так близко, но все-таки
Звуки дальней бомбардировки затихли. Теперь был слышен только рев сирен, звучавший, как вой волчьей стаи.
Всего лишь беспокоящий рейд, сказал Мартин после того, как переговорил с шефом Службы безопасности Берлина. Несколько бомбовых воронок на стартовых дорожках, несколько горящих домов. Бомбардировщики скрылись.
Проклятые свиньи! Гитлер, дрожа, встал. Чтоб они сдохли! Куда делись истребители люфтваффе? Все спят, что ли?
Он подошел к одной из карт, на которую
были нанесены защитные сооружения, минные поля и бетонные укрытия на берегах Нормандии.
Слава богу, у нас есть Роммель. Черчилль и этот жид Рузвельт рано или поздно появятся во Франции. Мы приготовили для них теплую встречу, не так ли?
Мартин кивнул в знак согласия.
И когда они пошлют сюда свое пушечное мясо, а сами будут сидеть в Лондоне за полированными столами и спокойно попивать чай с Как это они называют эти штучки из теста?
Рогалики, сказал Мартин.
Пить чай с рогаликами, заикаясь, проговорил Гитлер, мы их угостим еще кое-чем, а, Мартин?
Да, мой фюрер, ответил Мартин.
Гитлер что-то пробурчал и перешел к другой карте, более важной. На ней был прочерчен путь «славянской волны», которая грозила выплеснуться за границы России и накатить на Польшу и Румынию, оккупированные немецкими войсками. Небольшие красные кружки отмечали котлы, в которые попали немецкие дивизии, по пятнадцать тысяч человек в каждой. Судя по перечеркиваниям, число кружков убывало.
Вот сюда нужно подбросить две бронетанковые дивизии. Он показал на одну из точек на карте, где в настоящее время, за сотни миль отсюда, немецкие войска отражали атаки русских армий. Их необходимо отправить в ближайшие двадцать четыре часа.
Да, мой фюрер.
Тридцать тысяч солдат и триста танков, подумал Мартин. Откуда их взять? Генералы, воюющие на западе, закидают их телеграммами, если у них будут брать войска, ну а тем, кто на востоке, не до переписки. Но все равно солдаты и танки найдутся. Так пожелал фюрер. Точка.