Мысль о полете через Ла-Манш во Францию вызывала у Майкла дрожь, но с этим придется справиться позже. Он глубоко вздохнул, довольный тем, что принял окончательное решение.
Теперь извините меня, но по утрам я бегаю.
Я так и знал, что вы бегун! сказал Шеклтон. Я тоже бегаю. А на какое расстояние? Я бегал на семь. В полном полевом снаряжении. Слушайте, если у вас есть лишний спортивный костюм и свитер, я побегу с вами. Неплохо разогнать кровь в жилах.
«Особенно, подумал он, после сна в этой кровати».
Я не ношу спортивного костюма, заявил Майкл, снимая халат. Под халатом на нем ничего не было. Он повесил халат на кресло. Уже почти весна. Благодарю за предложение, майор, но я бегаю один.
Он обошел Шеклтона и Хьюм-Тэлбота, которые были так ошарашены, что онемели, и вышел через дверь в холодное снежное пространство.
Шеклтон схватился за дверь, прежде чем она закрылась. Он с удивлением смотрел, как голый человек крупными размеренными скачками побежал по дороге к лесу.
Эй! закричал он. Вы забыли про волков.
Майкл Галлатин не обернулся и через несколько мгновений скрылся в лесу.
Странный парень, не правда ли? спросил Хьюм-Тэлбот.
Может быть, и странный, сказал Шеклтон, однако теперь я верю, что майор Галлатин сможет выполнить задание.
В его лицо хлестал мокрый снег; даже в мундире он задрожал от холода и быстро захлопнул дверь.
Глава 6
Широкоплечий плотного телосложения человек по имени Мартин быстро встал из-за своего стола и вошел во внутреннее помещение, стуча каблуками по бетонному полу. На нем был дорогой коричневый костюм, ослепительно белая рубашка и черный галстук. Седеющие волосы зачесаны назад. Мясистым лицом он напоминал доброго дядюшку, который рассказывает детям сказки перед сном.
Стены внутренней конторы были увешаны картами с красными стрелками и кружками. Некоторые кружки были перечеркнуты нервным движением руки. В небольшой металлической коробке в идеальном порядке хранились акварельные краски и кисти. Человек за столом придвинул свой стул с жесткой спинкой к мольберту, стоявшему в углу комнаты без окон; незаконченная картина на мольберте изображала белый деревенский дом на фоне пурпурно-красных гор. На полу перед художником громоздилась кипа других картин с похожими изображениями деревенского пейзажа. Ни одна из них не была закончена.
Здесь. Вот здесь. Ты видишь? Художник показывал кистью на смазанную тень в углу дома.
Я вижу тень, отвечал Мартин.
Внутри тени. Вот здесь! Он снова постучал по рисунку, чуть пожестче. Приглядись! Он поднял рисунок, измазав руки красками, и сунул его в лицо Мартину.
Мартин проглотил слюну. Он не видел ничего, кроме тени. Но видимо, здесь скрывалось нечто важное, и к этому следовало отнестись соответственно.
Да, ответил он. Мне кажется я это вижу.
А! сказал человек, улыбаясь. А! Так там это есть! Он говорил по-немецки с густым, как некоторые могли бы сказать, неуклюжим австрийским акцентом. Волк! Прямо здесь, в тени! Он указывал концом кисти на кляксу в тени, смысла которой Мартин все еще не постиг. Волк в засаде. И смотри сюда! Он поднял другую картину, дурно исполненную, изображающую горный ручей. Видишь? За этой скалой?
Да, мой фюрер, сказал Мартин Борман, уставившись на скалу и вязь непонятных линий.
А вот еще, на этом рисунке! Гитлер поднял третью картину, изображающую поле белых эдельвейсов. Он тыкал своим измазанным краской пальцем в две темные точки среди солнечных цветов. Глаза волка! Ты видишь, он подбирается! Ты, конечно, понимаешь, что это значит?
Мартин помедлил, потом отрицательно покачал головой.
Волк это мой талисман! возбужденно сказал Гитлер. Все это знают. И волк появляется на моих картинах не по моей воле. Нужно ли более ясное знамение?
«Докатились, подумал секретарь Гитлера. Теперь пойдет поток символов, знаков и знамений».
Я волк, пойми это! Гитлер снял очки (только его близкое окружение видело его в очках), сложил их и спрятал в кожаный очечник. Это предзнаменование, мое будущее. Его воспаленные голубые глаза часто мигали. Вернее сказать, будущее рейха. Но я и так это знал.
Мартин молча рассматривал картину с деревенским домом и непонятной кляксой в тени.
Мы разгромим славян и загоним их обратно в их крысиные норы, продолжал Гитлер. Ленинград, Москва, Сталинград, Курск все это названия на карте. Он схватил карту, оставляя на ней красные отпечатки пальцев, и презрительно сбросил ее со стола. Фридрих Великий не признавал поражений. Никогда! У него были преданные генералы. И штаб, который всегда выполнял его приказы. Никогда в жизни я не встречал такого злонамеренного непослушания. Если они хотят меня погубить, то почему просто не приставят мне пистолет к затылку?
Мартин продолжал молчать. Щеки Гитлера приобрели багровый оттенок, а глаза налились слезами и пожелтели. Дурной признак.
Я сказал
им, что нам нужны тяжелые танки, продолжал фюрер. И знаешь, что мне ответили? Тяжелым танкам требуется больше топлива. Это отговорка. Они придумывают любые предлоги, чтобы затуманить мне мозги. Да, тяжелые танки требуют больше топлива. Ну а разве Россия не гигантский резервуар с топливом? А мои офицеры в панике отступают и отказываются сражаться за кровь Германии. Как мы можем остановить славян, не имея топлива? Или о воздушных налетах, разрушающих подшипниковые заводы! Ты знаешь, что они говорят об этом? «Мой фюрер они всегда говорят «мой фюрер» притворными голосами, наша противовоздушная оборона требует больше снарядов. Наши грузовики, которые возят зенитную артиллерию, требуют больше топлива». Ты видишь, как работают их мозги? Он снова замигал, и его собеседник увидел, что фюрер постепенно приходит в себя. Ты ведь был с нами на совещании сегодня, не так ли?