Ей, как всегда, повезло, это время совпало с развалом Союза. Все жизненные ценности были смещены в сторону наживы, и не осталось ничего святого, ничего запретного, все стало доступным. За увесистую пачку зеленых денег Альбина купила в прокуратуре заведенное на нее дело. Следователь по особо важным делам, который под вечер вынес ей два увесистых тома, сказал, что материала достаточно на высшую меру.
До глубокой ночи на пустынном берегу Лонжерона она читала доносы и протоколы показаний на нее своих партнеров и жгла их, не испытывая при этом никаких враждебных чувств. Ничего другого она от них не ожидала и, наверно, она бы слегка удивилась, если бы кто-то из них поступил иначе. На рукописных и печатных страницах тех томов подробно описывались основные этапы ее «трудовой» деятельности, их больше не прочтет никто, кроме огня. Перед ее глазами проходила ее жизнь, и она сожгла ее, как и мосты за собой.
Небольшой костерок, напоследок вспыхнув, догорал сотнями багряных песчинок, а холодные звезды над головой разгорались все ярче. Над Черным морем красивые звезды. Когда-то она любила их считать. Однажды досчитала до трех тысяч сорока двух и сбилась. С тех
пор она их больше не считала. Ей нравилась Одесса, море и одесситы, они отличались от всех своим несоветским духом. Но следователь не солгал, оставаться здесь было нельзя.
Она продала свою двухкомнатную квартиру в Одессе и перебралась в Киев, где на проспекте Правды в живописном зеленом районе «Виноградарь» купила себе четырехкомнатную квартиру. Она планировала, впервые за многие годы, немного отдохнуть, параллельно с этим поправить свое пошатнувшееся материальное положение, а затем, не торопясь, заняться оформлением документов для эмиграции.
Альбина и раньше время от времени приезжала по делам в Киев. Со всем своим многолюдством, шумом и суетой он производил на нее удручающее впечатление проходного двора. После провозглашения самостийности вся экономическая и культурная жизнь теперь была сосредоточена в Киеве. Кроме того, здесь находились посольства всех иностранных государств, это и определило ее выбор. Но, не прожив в Киеве и месяца, она неожиданно для себя заметила, что этот город неуловимо соответствует ее внутреннему состоянию, она увидела его другими глазами, и изведала колоссальную притягательность этого Вечного Города. Нигде и никогда ранее она не ощущала подобную, необъяснимо чу́дную ауру определенно ограниченного пространства, где она испытывала чувство полнейшего всеобъемлющего комфорта и душевного уюта.
И, тем не менее, Киев оставался для нее лишь последним этапом, трамплином перед Big jump . Проблема с выездом теперь решалась легко, но уезжать она не торопилась, что-то малопонятное, казалось бы, едва ощутимо, но прочно удерживало ее. Себе же она объясняла свое нежелание уезжать тем, что денег, заработанных во время круизов на спекуляции всем, что плыло в руки, надолго не хватит. Здесь же, в мутной воде всеобщей неразберихи есть шанс сорвать большой куш, а затем эмигрировать во Францию, где она хотела жить. Порой человек страстно желает того, что на самом деле не является его желанием. И, как это можно понять? А вы думаете, я знаю, как?..
Все вокруг на глазах менялось. В Киеве у Альбины не было знакомых, а главное, связей. Ее новые киевские партнеры крупно ее подвели, и деньги, добытые с таким трудом, пропали. Увы, мир нелеп и беспощаден. Ее обманули, как нынче говорят: «кинули», настолько пошло и примитивно, что первой ее реакцией было убить. Потом, несколько часов она неистово хохотала. В Одессе за подобное просто вырвали бы гланды через известный проход, здесь же, это было в порядке вещей. В итоге, она сама себе вынесла свой вердикт: «Виновата сама». И те, кто это сделал, были на время забыты, но не прощены. Через два года один из них, пострадал от такого же примитивного обмана и, бросив семью на растерзание кредиторам, в одних домашних тапочках скрылся в неизвестном направлении. Второй, попросту умер с перепою, случайно захлебнувшись собственными рвотными массами. Альбина не умела прощать. Но, если бы она этого не сделала, разве она бы была сама собой? Едва ли.
Но все это было потом. Тот, первый ее год в Киеве был годом поражений и утрат. Альбина снова, как перед поступлением в пароходство, осталась ни с чем. И что же в сухом остатке? Ничего Ничего, кроме ее самой у нее не осталось, одни мечты в карманах. Она не знала, как ей быть дальше, с ее умом и ее амбициями. Альбина понимала, что она не такая, как все, и она не сможет жить их ничтожной жизнью. Одно утешало: если у тебя ничего нет, то и терять нечего. Так она и крутилась в Колесе Всего Сущего, поднимаясь и падая, переходя от отчаяния к отчаянию, и далеко ей еще было идти до своего Освобождения. И не нашлось никого, кто бы ей подсказал, что воля наша в нас самих, так же, как и неволя.
Вместе с тем, случившееся не избавляло Альбину от прозаической необходимости жить дальше. Все пришлось начинать с нуля. Она знала простую истину, если человек что-то потерял, ему надо что-то найти. Когда ребром стал вопрос о погашении долгов, она решила продать квартиру. Одним из желающих ее приобрести, для очередного своего любовника, оказался Роман Львович Сандомирский, известный киевский антиквар. Он один из первых увидел все перспективы вновь разрешенного бизнеса. Когда рухнул «железный занавес», антиквариат из бывшего СССР рекой устремился на Запад, и река та называлась контрабанда. У истоков той реки прочно обосновался Сандомирский.