Припоминаю, что когда-то от кого-то слыхала, что существует предположение, что автором шекспировских драм был вовсе не Шекспир, а Бэкон, философ, основатель эмпиризма.
Неужели еще держится такое мнение в науке? Неужели может существовать Шекспир-Бэконовский вопрос?
Какая нелепость! Уж не говоря о том, что один был философ, следовательно, должен был мыслить отвлеченно (или, кажется, говорят иначе символами?); другой был художник и поэт, следовательно, мыслительный аппарат его действовал при помощи образов, уж не говоря о двух совершенно различных психологиях, которые мы должны предполагать у этих людей, неужели мы считаем Бэкона каким-то сверхчеловеком, особенным фаворитом и баловнем судьбы, что она наградила его двумя жизнями.
А ведь для того, чтобы вырастить в себе все то, что написано Бэконом, вместе с тем, что приписывается Шекспиру, одной жизни мало, тем более что и жил-то Бэкон не Бог знает сколько: 65 лет (15611626).
Если трудно предположить, чтобы сын мясника из Стратфорда, не видевший до 2223-летнего возраста ничего, кроме лавки своего отца с ободранными вонючими шкурами и окровавленными тушами, и других книг, кроме лавочных записей как не без остроумия высмеивает его Марк Твэн, вдруг обнаружил такое обилие всевозможных знаний, которые открываются перед нами в произведениях Шекспира , то в тысячу раз труднее предположить, чтобы за 45 лет (20 лет из бэконовских 65-ти оставляю на рост и созревание) можно было дать два таких колоссальных, притом в корне противоположных друг другу вклада в умственную и литературную жизнь человечества, как творения Шекспира и Бэкона.
Говорю и еще раз повторяю в корне противоположных друг другу, т. к. это два разных творчества, требующих два различных склада ума, две различные психические индивидуальности. От серьезной и напряженной работы теоретической мысли еще можно перейти в виде отдыха к легкому рифмованию, стишкам для потехи себя и других, но до обеда писать: «De dignitate et augmentis scientiarum» или какой-нибудь «Novum organon» , а после обеда «Лира» или «Гамлета» невозможно.
Во-первых, как то, так и другое требует полного проникновения человека собою, и такое деление: до обеда я философ и думаю de dignitate et augmentis scientiarum, а после обеда перестаю им быть, забываю все, о чем думал с утра, и начинаю думать о каком-нибудь Фальстафе или Ричарде III. Нет, уж если меня интересует какая-нибудь мысль, если передо мной стоит какой-нибудь образ, так уж я буду думать об нем и с утра, и с вечера, и за обедом, и во сне, и в любую минуту дня. Я, конечно, могу отвлечься, пойти для отдыха в таверну «Сирена» и за стаканом вина болтать с приятелями всякий вздор, но я не возьмусь в виде отдыха от «Лира» за «Органон» и наоборот.
Во-вторых, оба эти рода произведений обнаруживают две огромные области совершенно различных между собой знаний, приобретавшихся, конечно, постоянным чтением. Спрашивается, откуда же бралось на все это время, если даже предположить, что сверхчеловек Бэкон не спал вовсе, не ел, не умывался и не переодевался?
Разве, признав его сверхчеловеком, допустить возможным для него все невозможное для простых смертных, хотя бы они были и гениями.
Но мы можем повести свою аргументацию еще и из другого источника.
Отрешившись от всякого знакомства с биографией автора интересующих нас произведений, допустив, что все 5 томов этих комедий и драм мы однажды выкопали в театральном архиве Лондона без малейших намеков на личность автора, попробуем всмотреться в них повнимательнее.
Известный духовный облик автора предстанет пред нами.
Чем дальше, тем больше встретим мы личных черт, разбросанных то там, то сям по этим произведениям, и дух мало-помалу начнет принимать телесную оболочку. Струны собственного сердца автора почувствуются всяким мало-мальски чутким человеком даже в самом объективном произведении, если автор хоть сколько-нибудь дал ему свободно биться и этим невольно извлекать звуки из его струн.
Шекспирологи давно откопали эти личные элементы в разных произведениях Шекспира и на основании их выводят, что 1) автор был человек, невысоко стоящий в обществе; 2) что благодаря этому он нуждался в покровительстве знатных (посвящения гр. Соутгемптону); 3) что он был актер и страстно любил свое ремесло («Гамлет»); 4) что вместе с тем он им часто тяготился, ввиду клейма, накладываемого благодаря ему обществом на человека (29й, 111й, 110й, 66й сонеты).