Еще более мимолетное, скорее по настроению, чем по содержанию, сходство в начале разговора мистрисс Форд с мистрисс Пэдж в I сцене действия II. Когда мистрисс Форд вошла к последней и началось щебетанье, так и вспомнилась сцена «дамы просто приятной» с «приятной во всех отношениях».
Ведь «Виндзорские проказницы», кажется, давались в то время на сцене Александринского театра, и очень может быть, что Гоголь слегка, может быть, даже незаметно для себя, попользовался ими .
Я не удивлюсь тем, которые будут считать Мальволио центральной фигурой «Двенадцатой ночи». Конечно, это новый тип шекспировской галереи до этих пор. Все прочие лица этой комедии имеют уже себе предшественников в прежних произведениях Шекспира, Мальволио же новый герой, и обрисован великолепно, так что, действительно, он сосредоточивает на себе главный интерес читателя. Все равно как в «Генрихе V» два героя: он сам и Флюэллен. Оба великолепны; Генрих великолепен как театральный герой, как идеальный тип, Флюэллен как живое лицо. Каждое слово в нем идет от его плоти и крови. Только да простится мне на небе умных и ученых то, что я сейчас скажу, не знаю, каков Флюэллен как валлиец, каким он изображен Шекспиром; а как немец он образец совершенства; и я все время принимала его за немца, не обращая внимания на замечания его, говорящие о месте его происхождения, пока не прочла Морозова . К сожалению, совсем не могу себе представить типа валлийца, и для меня все во Флюэллене говорит за немца, честного, немного упрямого, благородного немца, живущего идеалами, преклонением перед долгом, античными правилами военного искусства и дисциплиной. Впрочем, в статье Морозова он объяснен очень хорошо.
Вот теперь, когда я перечитала уже все ранние пьесы Шекспира, от них осталось хорошее впечатление в душе, несмотря на много недостатков, отмечаемых во время чтения. Наступил второй период сознательное творчество, когда чувство введено в границы рассудка, предварительного размышления и обдумывания; там же, в начале, оно бьет ключом, иногда через край, но зато всегда горячо, молодо и поэтично. Это сильно подкупает в на (не помню, что хотела сказать: прервали).
Там одна только творческая сила, бессознательная, как подземный ключ, фонтаном взлетающий вверх, искрясь и переливаясь на солнце мириадами цветов и оттенков, одна только она выводила на свет все эти чудесные строки, строфы, неподражаемые поэтические образы, меткие сравнения, определения, метафоры, бесчисленными брызгами засыпающие нас при чтении. Те пьесы дают нам понятие о том богатстве и разнообразии шекспировского словаря, о котором мы привыкли слышать, как о первом в мире в устах одного человека. Творческая сила не стеснена там ни рассудком, ни трезвым критическим отношением; эти факторы и там, конечно, действуют, но так же бессознательно, как берега, сдерживающие поток бурного ручья. Там Шекспир богат и многоцветен, как персидская шкатулка или мавританский стиль; там он красочен как роскошная тропическая прерия, там он молод и прекрасен как бог Аполлон.
1/II. Прекрасное начало и скверный конец в комедии «As you like it» ; даже обидно, право! С самого появления Оливера в лесу с его добродетельной речью, и прихода Жака де Буа с новостью об оставлении Фридрихом престола пошла неестественность, да и действие все скомкано совершенно. И это в комедиях (и вообще в пьесах, пожалуй) Шекспира встречается довольно часто: скорей, скорей, нагромоздить счастливые браки и скорей покончить с пьесой. Я думаю, что это происходит оттого, что Шекспиру они надоедали к концу и он спешил их окончить как-нибудь. Вероятно, он не любил много трудиться над этой работой, много обдумывать (за исключением нескольких особенно любимых детищ своих), много переделывать и много копаться в мелочах. Сначала творилось по вдохновению, увлечение было критиком и цензором, но к концу пьесы увлечение проходило и выступал на сцену обычный шаблон, чтоб только поскорее развязаться
с надоевшей пьесой, как ласковым тоном стараются прекратить упреки и жалобы надоевшей до смерти жены.
А начало этой пьесы сцена двух братьев де Буа, затем сцена двух кузин, первые сцены в Арденнском лесу превосходно, полно поэзии, творческой фантазии и художественной обрисовки характеров и положения.