Прекрасно тоже обрисованный принц Гарри, по-моему, немного сфальшивил в роли короля Генриха V, немного стал на ходули. Вообще, последний грех част за Шекспиром, по-моему, но это, конечно, дело времени.
Очень кстати и в высшей степени умно, что в этой пьесе нет женщин; такие как Хозяйка и Долли только заполняют и обогащают картину; придворные же дамы с их тираническими или женственно благородными позами только портили бы впечатление.
Да, прекрасная пьеса!
Последняя сцена встреча короля Генриха V с Фальстафом может быть, дала начало подобной сцене не помню чьего немецкого рассказа или повести «В Гейдельберг!» , где тоже принц, одев корону короля, одевает и его маску; но там эта прекрасная сцена превосходно мотивирована психологически. Во-первых, сам король тяготится своей маской перед старыми школьными товарищами; во-вторых, они сами вызвали его на это своей почтительностью, далекой от всякой былой фамильярности и вполне понятной в том случае (там король должен был сделать первый шаг к простому тону); в-третьих, он с ними увиделся уже через год, кажется, после вступления на престол, когда все окружающие натолковали ему, что королю не подобает вести себя иначе, и он уже начал понемногу привыкать к этой маске на людях. У Шекспира же ничего подобного нет, и этот переход Гарри чересчур быстр, хотя его мы, конечно, и ожидали.
Конечно, эти два короля два разные типа, и мы не вправе требовать от английского короля такой же нежной души и прекрасного сердца, какое видим по этой повести в немецком. Я говорю только, что в пьесе Фальстаф оказался добрее своего приятеля Генриха-принца-короля. А тип Фальстафа, по-моему, послужил оригиналом для Портоса Ал. Дюма в «Les trois mousqueters» , являющегося с него точной копией, но только в более изящной рамке и более изящно с внешней стороны сработанной. Может быть, некоторое сходство можно установить еще между ним же и Заглобой из «Огнем и мечом» Сенкевича . Впрочем, я хорошо не помню обоих романов, особенно последнего, поэтому, может быть, и говорю величайшую глупость.
29/I. Прекрасно написала Лефлер о Софии Ковалевской ! Прекрасно, ярко и вместе мучительно для себя самой сгоревшая жизнь. Вот участь гениальной женщины: неизбежная борьба между сердцем и умом.
Впрочем, может быть, я пристрастна в этом случае, но мне всегда кажется, что для всякой женщины, как бы гениальна она ни была, наступает роковой момент, когда сердце берет перевес над всякими другими стремлениями и жажда личного счастья убивает все прочие стремления, как бы сильны и могучи ни были они. Сосуд слишком слаб, не выдерживает брожения сердца
И опять, по своей всегдашней привычке находить в себе сходство со всеми, мне кажется, что моя натура и мой характер близки к С. Ковалевской, несмотря на всю прекрасно мною понимаемую разницу масштабов. То, что о ней сказала Лефлер, очень много выяснило мне во мне самой, чего я до сих пор не понимала. Да, мне кажется, и во мне есть такая же страшная жажда любви, такое же желание отдаться любви и вместе неумение, невозможность сделать это вследствие своего характера; и мои духовные силы расцветают, чуть только является какое-нибудь подобие любви или увлечения; и я понимаю сладость работы вдвоем; и я нуждаюсь в опоре и нравственной поддержке другого, более сильного, любящего существа, несмотря на достаточную самостоятельность моего характера (смею это последнее сказать о себе); и я никогда не буду любима так, как я хочу: я это знаю, чувствую
31.I. Как обидно за Фальстафа в «Виндзорских проказницах»! Лучше б уж Шекспир не писал их или они бы не дошли до нас.
Среди всех бесцветных объяснительных статей к пьесам Шекспира брауновская к «Генриху IV» и «Виндзорским проказницам», по моему мнению, лучшая; она тоже нарисовала Фальстафа, совершенно верно им понятого по Шекспиру .
А вот любопытно.
Мы знаем, что сюжет к «Конец всему делу венец» взят из «Декамерона», но не почерпнул ли его Боккачио в свою очередь от Гросвиты? Мы знаем у нее одну пьесу (заглавие не помню) с подменой одной женщины другою на брачном ложе; или, может быть, этот сюжет был распространен еще и до нее ?
Тоже бросилось в глаза едва уловимое сходство сцены прохождения Чичикова с Маниловым в дверь с сценой I действия I «Виндзорских проказниц», когда Пэдж, Слендер и Анна уступают друг другу дорогу и спорят, кому первому войти в дверь.