сознание, но на самом деле
Габо. Она мертва? Я думал, что только после драки Белинда открывает сундук и снова надевает платье.
Сокорро. А кто тогда будет его рвать?
Габо. Платье? Никто. С драматургической точки зрения гораздо лучше, если Белинда оденется, выйдет на улицу и начнет вести себя как сумасшедшая лишь после смерти сестры.
Сокорро. Ну, платье не порвано, а залатано Может быть, Сидалия чинит платье в предыдущей сцене в один из тех переходных моментов, которые мы назвали повседневными, хотя впоследствии они весьма усложнились Она порвала его во время первой драки.
Элид. Сидалия сказала Белинде: «Сними его!» и резко потянула за рукав.
Габо. Вот как могла бы начаться последняя часть: с перехода от молчаливого плача Сидалии во время сцены мастурбации к ее сосредоточенной работе над починкой платья на следующий день. Сидалия шьет, а Белинда тем временем сидит за инструментом.
Сокорро. Но мы уже видели подобную структуру: Сидалия ест, Белинда играет
Габо. Мы видели это две-три сцены назад
Маркос. Они могут слушать радиопостановку.
Сокорро. В тридцатых?
Габо. Сокорро, ты можешь сдвинуть время действия, как тебе захочется. Идея мыльной оперы неплоха: сестры вышивают, проникнувшись сентиментальной атмосферой мелодрамы. Мы уже знаем, что это лишь затишье перед бурей. Так и должно быть, если мы хотим остаться верными нашим анархистским принципам.
Сокорро. Отмотаем немного вперед. Когда Сидалия заканчивает есть, а Белинда играть на пианино (в первый раз), обе сидят в гостиной: Сидалия чинит платье, Белинда вяжет.
Элид. Такой покой подозрителен.
Сокорро. Что, если мы посмотрим на ночь мастурбации под другим углом? Сидалия долго плакала и теперь проснулась. Белинда крепко спит. Сидалия встает, зажигает лампу, достает из сундука платье и начинает его зашивать.
Роберто. Если мы узнаем, как быстро Сидалия пришла в себя, сцена потеряет драматическую силу.
Габо. После такого момента нужен монтаж, переходная сцена. Казалось, Сидалия не способна плакать, но мы видим, как она льет слезы. Очень напряженный момент. Теперь нам нужна пауза; нам, а не ей. Я говорю не о драматургических законах, а о повествовательных хитростях: когда достигаешь очень высокой точки, откуда невозможно продолжать восхождение, лучшее, что можно сделать, это начать заново, снова пройти от подножия к вершине.
Сокорро. Можно сделать склейку: наутро или на рассвете следующего дня Сидалия шьет платье Таким образом, мы намекали бы на ее частую бессонницу.
Габо. Ночные сцены не допускают таких градаций, знаешь ли Если сделать переход от одной ночной сцены к другой, зритель подумает, что это одна и та же ночь.
Роберто. На следующее утро. В воскресенье.
Габо. Секундочку. Если мы признаём необходимость порвать и починить платье, то это потому, что оно нам нужно цельным для финальной сцены, когда Белинда с криком выходит на улицу. Хорошо, допустим, платье мы латаем. Но эта починка придает дополнительный смысл, вносит элемент примирения, которого мы не предвидели. Теперь между сестрами мир. Сидалия зашивает платье на глазах у Белинды, как будто обе страдают приступом амнезии, словно платье и эти дыры на нем ничего им не напоминают. Любопытно. Сейчас становится понятно, что так повторяется уже пятнадцать двадцать лет Цикл никогда не заканчивается.
Сокорро. Но до разорванного платья доходит впервые.
Габо. Вот почему мы снимаем фильм. Среди всех одинаковых циклов нам важен конкретно этот, потому что именно в нем все меняется.
Роберто. Забавно, но сестры ругаются из-за платья по разным причинам. Сидалия любит его как реликвию, а Белинда
Габо. Сидалия хочет, чтобы оно мирно хранилось как память, а Белинда чтобы его носили, чтобы оно жило Если бы мы этого не знали, то не узнали бы, что делать с треклятым платьем.
Сокорро. Сидалия рвет платье в приступе слепой ярости. Она считает, что и тут есть вина Белинды.
Габо. Теперь, пока Сидалия его латает, Белинда играет на пианино.
В этом мире скрытого насилия внезапно воцаряется гармония.
Сокорро. Белинда играет на пианино, но поглядывает на платье.
Габо. Нужно сохранять последовательность: откуда берется эта сцена и к чему ведет? Предыдущая сцена плачущая Сидалия. Сквозь ее безмолвный плач могли прозвучать первые ноты фортепиано Они усиливают драматизм ситуации, и мы вскоре понимаем, что это не простой «музыкальный комментарий», а предвестник будущей сцены. Так лучше с повествовательной точки зрения. Итак, с Сидалией покончено. Хорошо. Теперь Белинда. Великолепное утро, солнечный свет проникает в окно, она играет на инструменте Камера движется, мы видим Сидалию за шитьем. Вот и все.
Сокорро. Можем ли мы перейти на этот план через растворение?
Габо. Музыка начинается в предыдущем кадре и достигает полной громкости в новой сцене. Кстати, это еще и саундтрек. Что касается кадра, здесь нужно быть осторожным, поскольку у технических ресурсов тоже есть своя грамматика. Вот почему я за то, чтобы сценаристы учились монтировать. Я так и сделал, когда учился киноискусству. Можем поговорить об этом позже, если захотите.