Морской волк, разве вам не объяснили, что забывать, куда и что вы таскали, входит в ваши служебные
обязанности? оборвал его Савелов и, не дожидаясь ответа, направился к трапу.
Вахтенным стоять на местах! разнесся над причалом сиплый голос взбешенного капитана. Трап поднять!.. Носовые и кормовые отдать!
Заработавшие на полные обороты винты буксира подняли из глубины буруны грязно-масляной воды. Толстый канат, связывающий его с носом осевшего по ватерлинию сухогруза, натянулся, и под тоскливые крики разбуженных чаек его борт стал медленно удаляться от причальных кнехтов. Скоро топовые огни буксира описали круг по левому борту сухогруза и стали снова приближаться к причалу.
Не включая огней и не давая прощальных гудков, громадный сухогруз быстро скрылся в ночном штормовом просторе. Следом за ним буксиры потянули от причала в открытое море два других, загруженных по ватерлинию, корабля.
Начальник, а ты сомневался, что до шести по нулям не управимся, сказал смотрящему им вслед Савелову подошедший бригадир такелажников и выразительно потер пальцы друг об друга. Я это... насчет картошки, дрова поджарить...
Савелов протянул ему несколько плотных пачек в банковских упаковках.
Здесь на всех «картошки» с лихвой хватит, Иван, можешь не считать, а три ящика водки у вахтера на проходной.
Каждую смену, бляха-муха, такую бы пруху! вяло отозвался тот и подмигнул подбитым глазом: Начальник, не побрезгуй с гегемоном с устатку по стопарику, а?
Не могу, Иван, служба.
Лажовая твоя служба, начальник, сунул пятерню бригадир. Нынче грудь в крестах, а завтра, бляха-муха, эти кресты, глядишь, к земле тебя придавят...
Это ты о... о картошке, дрова поджарить?
Не-а. О халявном куске сыра в мышеловке, начальник, оглянувшись, сказал бригадир. Еще о том, что за водокачкой доска в заборе на одном гвозде держится.
Думаешь, мне она пригодится?
За проходной опять крутые нарисовались, бляха-муха, тобой дюже интересуются.
Коли так, бывай, Иван.
Бывай, начальник.
Дойдя до забора, отделяющего территорию порта от железной дороги, Савелов на ощупь нашел болтающуюся на одном гвозде доску и отвел ее в сторону. Протиснувшись сквозь узкую дыру, он оказался в полутора метрах от железнодорожной платформы. Путь до привокзальной площади пришлось проделать под платформой на четвереньках. «Привокзалка», укрытая налетевшими за ночь мокрыми листьями, была совершенно безлюдна. Держась ближе к стволам облетевших каштанов, Савельев направился к гостинице «Астория», неприступным утесом возвышающейся за площадью.
Осторожно заглянув через стекло двери в холл, он отшатнулся у стойки бара горбатились над бутылками пива несколько человек в похожих темно-серых плащах.
Под прикрытием кустов жасмина, отделяющих тротуар перед гостиницей от проезжей части, Савелов на четвереньках добрался до ее угла, потом, вжимаясь спиной в стену, короткими перебежками до захламленного ресторанного двора и, перемахнув через бетонный забор, попал на заросшую старыми липами параллельную улицу. У одного из безликих домов Савелов нашел под кустами бузины отливающий черной эмалью «Мерседес». Но прежде чем сесть за его баранку, он поднес к пересохшим губам рацию:
"Купавна", я «Щербинка», отзовись!
"Купавна" слушает «Щербинку»! раздался из рации спокойный голос «Купавны», и его спокойствие почему-то сразу передалось Савелову.
"Купавна", я снова под колпаком.
У кого?
Я их не знаю.
Понял, «Щербинка».
Действую по плану. Добрался до немецкого сувенира. Ухожу на Север, прикрой, «Купавна».
Понял... Держи со мной связь, «Щербинка», прикрываю...
За Судаком «Мерседес» неожиданно врезался в стену косого дождя. Потекли по лобовому стеклу холодные прозрачные струи. Из них прорисовывалось размытое лицо Сарматова и под негромкий перебор гитарных струн опять зазвучал его голос:
...Командирский приказ, офицерская честь.
Нас позвали в жестокий бой.
О судьбе нашей скорбная весть
К вам дойдет с той полынь-травой.
С той разрыв-травой, с той травой-бедой,
С травой памяти и забвения...
Подожди, командир! ткнув в кнопку магнитофона, остановил перебор струн Савелов. Вот ты об офицерской чести... А что она такое офицерская честь? Архаизм «времен очаковских и покоренья Крыма». В наш век она поплавок для недоумков и солдафонов, и не более того.
Каждый ее на свои плечи примеряет, печально ответил из дождевых струй Сарматов. Но лишь немногим тяжесть ее по силам...
Так что же она такое, ответь?
До креста могильного, до звезды фанерной служить Отечеству, которому присягал. Отечеству служить, слышишь, Савелов, а не идеологиям и старшим по званию.
И все?..
Не все... Трусостью, глупостью и хамством не позорить честь Отечества, честь его оружия и тем самым честь своих погон.
Увы, я знал только одного такого офицера тебя, Сармат.
А Ваня Бурлаков?.. Алан Хаутов?.. А Шальнов Андрей?.. И даже минер Сашка Силин, по прозвищу Громыхала.
Силин сволочь! Если бы он не предал нас тогда, может быть, все ребята и ты, командир, были бы сейчас живы.
Не предавал нас Сашка... Его рассудок просто не выдержал всего того. Старшему лейтенанту Силину судья только Бог.