Таким образом, к продаже с аукциона допускаются эти шестнадцать произведений! продекламировал Владик. Согласно положению, автор картины, занявшей первое место, награждается премией в размере 10 процентов от суммы окончательной продажной цены, назначенной на аукционе. Авторы картин, занявших второе и третье места, получают премии в размере 5 процентов, места с четвертого по шестое в размере 2,5 процента, все остальные по одному проценту от окончательной цены. Итак, парад лотов!
Потом он называл картины-победительницы, «береты» торжественно вносили их под импровизации электро-синтезатора и бурные аплодисменты. В центре сцены, под электронным табло, из легких алюминиевых конструкций было сооружено нечто вроде полукруглой лестницы, сужающейся кверху. Верхняя ступень на одну картину досталась «Истине», ниже занявшие второе-третье места, еще ниже четвертое-шестое, а самую длинную, нижнюю, заставили десятью последними.
Лот номер один! провозгласил Владик, вооружаясь молотком. Произведение Ивана Шапова из Калининграда «Изнеможение» начальная цена 200 рублей! Кто больше?! Двести пятьдесят! Триста! Триста пятьдесят!
На табло тут же появлялись цифры в рублях и долларах.
Четыреста! Четыреста пятьдесят! Пятьсот Кто больше? Пятьсот р-раз! Пятьсот два! Смелее, смелее! Пятьсот пятьдесят! Прекрасно! Шестьсот! Шестьсот р-раз! Шестьсот два! Шестьсот три! Продано!
«Изнеможение» купил какой-то невзрачный советский гражданин.
Бедняге Щапову, выходит, всего шесть рублей причитается? заметила Оля.
Двести-то рублей он уже получил, усмехнулся Кирилл. А за эту мазню и того много.
Действительно, «Изнеможение» отображало, должно быть, полное творческое изнеможение своего автора. Серая спираль, обвивавшая треугольник того же цвета, грязно-желтый фон и ничего более. А «Исход» не прошел.
Из девяти последующих картин лишь две перекрыли начальную цену втрое. Это были стариковские лагерные воспоминания. Их для экзотики приобрел Клингельман. Все прочие были куплены уже после первой надбавки, а на одну набавлять никто не хотел, и ее пришлось вообще снять с аукциона.
«Автопортрет с женой в бане» имел большой успех. Россияне, охочие до банных утех, догнали цену с пятисот до двух тысяч, но купил ее богатенький Мацуяма за три тысячи целковых, или за четыреста с чем-то долларов.
Нину Богданову продали за полторы тысячи уж очень была худая. Купила ее какая-то массивная дама из Москвы, должно быть, в качестве образца для похудания.
Злого мальчика Рожкова оценили в две тысячи ровно. Он и тут обиделся, громко сказал: «Подавитесь вы своей двадцаткой!» встал и, стараясь производить как можно больше шума, вышел из зала.
Плохо считает, заметил Кирилл, два с половиной процента от двух тысяч это полста. Почти пять бутылок по нынешним ценам.
Мало, произнес Серега.
Он хотел сказать, что то, чем занимается Владик, есть обираловка, но подумал, что морального права на это не имеет.
Задница с глазом доскакала до шести тысяч видать, понравилась. Купил ее опять-таки Мацуяма. Усатая Клара была страсть как довольна.
За «Красное яблоко» Мацуяма всерьез сцепился с Клингельманом. «Митек» аж подпрыгивал на своем месте и ржал от восторга: «Во дают, во дают!». Больше получаса росла цена, пока наконец Клингельман не выдохся, на двадцати пяти тысячах Мацуяма сразу лупанул тридцать тысяч и выиграл,
И связываться не буду, вздохнул Кирилл. У них в запасе еще ого-го-го!.
За «Истину» некоторое время боролись россияне. Почти все, кто имел деньги, кооператоры, профессора, коллекционеры упорно набавляли и набавляли, пока сумма не вылезла за двадцать тысяч. Клингельман и Мацуяма не совались.
Попробовать, что ли? рискнул Кирилл. И дал двадцать пять тысяч.
Вы же говорили, что у него всего десять тысяч свободных? поинтересовался Серега у Ольги.
Это долларов, пояснила она, а на рубли это шестьдесят две шестьсот.
Мацуяма дал двадцать шесть. Клингельман молчал. Кирилл набросил еще тыщу.
Двадцать семь тысяч р-раз! Двадцать семь тысяч два! Владик, взмыленный, вспотевший, сбросивший пиджак на спинку стула, говорил хрипло и, казалось, хотел, чтобы все это поскорее кончилось.
Тридцать! выкрикнула переводчица Клингельмана.
Тыридцать и две! ответил Мацуяма.
Тридцать три! гаркнул Кирилл.
Тридцать пять! это от Клингельмана
Еще пять минут и накидали до шестидесяти.
Ну все, махнул рукой Кирилл, гуд бай. Я уже не играю.
Ну, милый, у тебя же еще есть. Оля заглянула в глаза мужу Набрось еще!
Куда там! Клингельман дал семьдесят с ходу.
Деньги при мне останутся, утешил себя Кирилл. Куда мне с ними тягаться, голодранцу? Еще и первый миллион не накопил, а уж суюсь
Только теперь, оказывается, пошла настоящая схватка. Мацуяма дал сразу на пять тысяч больше, Клингельман на десять. Японец, улыбаясь, еще десять. Клингельманова переводчица, потрясенная тем, что может, хоть и от чужого имени, предлагать такие суммы, заорала:
Сто тысяч!
В зале грохнули аплодисменты. Но Мацуяма тут же откликнулся:
Исто пятидесят тысяч!
Клингельман то ли задумался, то ли выждал, но отпарировал не сразу. Владик уже занес молоток для третьего удара, но переводчица выкрикнула: