Ого! Закипает в серединке! Запыхтела, задышала, вцепилась, зажала, как льды «Челюскин», и выплеснулась, взвизгнула:
О-о-о-й!
И снова губы лезут к Сереге, жадные, щипучие, мокрые И снова ладони шарят, ползают, горячат, бесят И эти, крутобокие, текучие под руку лезут ну куда денешься? Одна дорога в ад! Скользкая эта дорога, опасная. Мало ли что там таится Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! «Гоп, кума,
не журыся, туды-сюды поверныся!» Туды-сюды, туды-сюды Опять, что ли, запыхтела? А говорила будто устала! Эх, чтобы ей, дуре, сразу Шурика приголубить Он бы ее не так угостил. Молодой, здоровый, горяченький А старый конь, он хоть и борозды не портит, да уж больно мелко пашет
О-о-о-о-о-й! заизвивалась Люська. Да что же ты со мной сделал?!
«А ничего не сделал. Мне спешить некуда, у меня, милка, патронов в обрез, возраст не тот, да и пить надо меньше» медленно поерзывая, подумал Серега.
Жарко, как в сауне, пот градом, все скользко, все липко и душит, а надо плыть, куда-то стремиться в этом кипящем море О, еще песню вспомнил: «Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступает» Очень к месту и ко времени, и ярость такая же, и ненависть, и тоска «Прощайте, товарищи! С Богом ур-ра! Кипящее море под нами, не думали, братцы, мы с вами вчера, что нынче умрем под волнами» Ср-рочное погружение! Тор-рпедная атака! Полный вперед! Самый полный! Еще полнее! Аппараты товсь! Пли!!!
У-у-у-оа! выдохнул Серега.
Попал, потопил, но ход не сбавил, и третий раз услышал:
О-о-о-о-ой! а затем какие-то всхлипы, «спаси-бы», липкие и приторные поцелуи.
Вышел «Челюскин» из плена этих жарких потных айсбергов. «Варяг» стал на якорь. Лодка всплыла. Залетные стали как вкопанные. Танки притормозили. Пушки опустили жерла. Все. Мир и тишина. Тикает будильник, весь сумасшедший мир, все его сдуревшие образы исчезли. Теперь жуткий в своей неопровержимости соцреализм: два полупьяных взмокших человека в полуснятой одежде валяются рядом на смятой постели и не знают, что сказать друг другу.
Нормально, первой нарушила молчание Люська. Вот это трахнул! Ей Богу, не знала Думала, врет Галька
Чего? пробормотал Серега, остывая и глядя в потолок.
Ну, про это Она вообще на себя наплетает: дескать, и того, и этого, и еще с десяток А потом выясняется ни шиша. А про тебя не врала. Вообще, не верилось, я думала, художники все чокнутые, насчет нашего дела без толку. Ты и в очереди не как все, вроде не за пивом, а так, подумать пришел Стоишь, а сам глядишь куда-то. Я помню, как-то Галька к тебе в очередь пристроилась. Я, конечно, потом у нее спросила, кто да что. Ну, она говорит: «Хахаль запасной». В смысле того, что как некуда идти, так она к тебе. Мне бы такого запасного
Люська потянулась, мурлыкнула и шмякнула задницей о кровать. Потом деловито стащила все, что на ней еще было надето и, красуясь, пошлепала себя ладошками.
Ничего, а? Толстовата малость, правда
Неважно, Серега держал про запас дежурную фразу, хорошего человека должно быть много.
Точно! Знаешь, а я сейчас совсем ни в одном глазу Всю усталость сняло. Прямо как Кашпировский, во Смотрел? Во мужик! Там ему одна дура письмо прислала: «Помогите моей дочери забеременеть» Хи-хи-хи! Ну а он говорит: «Пожалуйста!» Во дает, да?!
Ты сама-то «залететь» не боишься?
Это мои проблемы Захочу «залечу». Пока не нужно.
Сколько тебе лет-то?
А на сколько гляжусь?
Ну, на тридцать
Врешь, подмазываешься. Неужели? Если честно?
А что, тридцать мало?
Да нет Мне двадцать восемь, вообще-то Только не смотрюсь я на тридцать, не болтай. Мне вон пацаны, что уже из армии пришли, и то «тетенька» говорят. И когда я с Галькой ходила, все думали, что мы ровесницы.
Я не думал. Галька уже не такая. Злости много, а сейчас бы уже спала. А ты вон вертишься, болтаешь, еще, поди, нужно
А тебе?
Надорваться боюсь ухмыльнулся Серега. Я же старый, песок сыплется Сморчок Сморчок-старичок!
Люська захохотала, навалилась на него бюстом, бедром, погладила по боку.
Да нет, дедушка, ты еще очень даже Ты не сморчок, ты боровичок
Тебе когда на работу?
Успею, не просплю
Люська ластилась все горячее, все назойливее, было ясно требует продолжения. Ему-то уж было по горло, но, нехотя, вяло, с пустотой в душе, начал гладить и тискать все равно не отвяжется. На «Варяге» стали расчехлять орудия, разводить пары, залетные похрапывали, танки грели моторы. «Челюскин» давал прощальный гудок. Ну что еще?
Сереге вдруг показалось, что Люська плачет. И правда, из уголка ее глаза вдруг выкатилась слезинка, тоненькая микроскопическая блестка, в которой отражался свет слабенького уличного фонаря.
Ты чего? спросил Серега, даже испугавшись.
Не знаю пробормотала она. Хорошо очень Никогда так не было! Неужели все взаправду, а?
Сейчас еще лучше будет, пообещал Серега и не ошибся, не обманул
На сей раз вспыхнули оба, одновременно. Хорошо горели,
неярко, но тепло.
ГОША УШЕЛ
Утром, когда Серега с Люськой пили чай и перемигивались, хихикая, неожиданно пришел участковый.
Это вы с вечера засиделись, граждане, или уже ранний визит? прищурился участковый. Я, конечно, очень извиняюсь, только вот что, гражданка Лапина Людмила Придется вам сегодня зайти в наше учреждение к старшему лейтенанту Зыкину Алексею Сергеевичу. Причем строго обязательно, в четырнадцать тридцать. Вот тут распишитесь. Все ясно? В случае неявки будете подвергнуты приводу. А сейчас советую домой идти поскорее Мне с Сергеем Николаевичем надо побеседовать.