Сергей Николаевич, покачал головой участковый, что же вы так! Шумите, пьете Шпану вот к себе привели
Ну что, командир, деловито спросил один из «беретов», поигрывая черной резиновой дубинкой, будем всех брать?
Не спеши! прервал его участковый. И палочку дай сюда, она тебе не положена прошу сначала вон того гражданина, который, извиняюсь, за перед держится. Что-то я его раньше не видел.
Его перевязать надо, заметил Серега. Он тут просто приемы показывал, да по гвоздю попал
Это он нам сам расскажет. Значит, учитывая, что у вас раньше все культурно было, гражданин Панаев, пока вас только предупреждаю. У вас, гражданка Лапина, залет не первый, будем оформлять вас на полста рублей.
Да ты что, начальник? встрепенулась Люська. Я-то при чем? Я тихая! Все скажут. Верно, Сережа?
Иван Палыч, подтвердил Серега, она и правда особо не шумела
Я лучше знаю, кому и что, отрезал участковый, там еще во дворике Гоша отдыхает Три дня держался! Я уж думал, спишут с меня одного алкаша. Так. Как ваша фамилия? обратился он к Шурику.
Нефедов, пробормотал тот, зажимая руку. Похоже, драться он не собирался. Один из сержантов, пришедших с участковым, кое-как помог ему перевязать руку.
Документы есть?
Милиционеры деловито охлопали парня. «Пушки» не было.
Есть
Левой рукой Шурик полез в карман куртки и вынул оттуда паспорт, военный билет офицера запаса, водительские права и орденскую книжку. Потом еще и бумажник, где лежало много зеленых, лиловых и красных купюр.
Богатый, вздохнул участковый. Э, «береты», сюда идите. Вы понятые.
Участковый стал записывать на казенную бумагу все, что он изъял у Шурика. В бумажнике лежало еще несколько документов. Оказалось, что Шурик старший лейтенант запаса ВДВ, участник строительства БАМа, интернационалист-афганец и еще, ко всему прочему, участник ликвидации последствий Чернобыля. По орденской книжке за ним числилось два ордена Красной Звезды и отдельными книжечками были зафиксированы несколько медалей.
Не много ли на одного? спросил участковый. Что-то у вас, гражданин Нефедов Александр Николаевич, многовато ксив. Проверять придется! Сами пойдете? Помощи не надо?
Не надо буркнул Шурик. Рука разбита, и башка гудит, а то бы
Лишнего-то не говори, сказал Иван Палыч, а то скажешь лишку, а потом скучно станет, как протрезвеешь Идем!
Шурик, ссутулившись еще больше, пошел за участковым, сержанты держали его за локти для страховки. На дворе еще задержались, прибрали Гошу. «Газик» расфыркался, закрутил лиловый огонек и покатил куда-то.
Вот дурачье-то! всхлипнула Люска. Этот Палыч, гад такой, всегда без очереди лезет! Хрен я ему теперь отпущу! На полета! Ну не гад ли, а? И этот тоже хорошенький Шурик! На подвиги потянуло
Хорошо еще, что к КВНу не придрались заметил Серега. Даже бутыль оставили.
Как раз еще по стакану? шмыгнула носом Люська. Долбанем?
Чего делать-то?
КВН пошел туго, но Серега сдержался. У Люськи, как ни странно, оказалось совсем гладко. Она только еще больше забагровела, подвинулась ближе и, хихикнув, спросила:
Ты чего, верно, по Гальке скучаешь? Или Гоша треплется?
Жалко ее Она ведь баба хорошая, только злая, когда перепьет.
А я всегда добрая Люська, обдавая винным духом, прильнула к Сереге. Захотелось отпихнуть, но пожалел. Обнял за плечо и бормотнул:
Ну, раз добрая
А пропади она пропадом, проклятая пустота! Пропади пропадом все мысли, весь интеллект и прочее! Есть ночка, может, и утречко будет Есть дом, есть хмель, есть телка и есть щель! Гул-ляем! Мисс Пивняк прошу в опочивальню! Не было любви и не надо! Зато вот это есть. А чего там в платье топорщится? Ух, какие крутые, гладкие Тепленькие Вот она, истина! Да здравствует Зигмунд Фрейд! Да здравствуют Барков, Арцыбашев, Мопассан и все прочие!
Люська ржала, липла к нему ей не терпелось. Не свое ведь ворованное! У Гальки лучшей подруги, которая сейчас в тюряге, у незнакомой ей московской Лены, у шоколадной Оли Вообще у всех баб Советского Союза и всего мира она его своровала! Она, пивная королева, мисс Пивняк- 89! И черт с ним, с этим настоящим миром, который, кажется, похож на одного огромного алкоголика Пусть все летит к такой-то маме, ко всем дьяволам!
Толкнув Люську на кровать, Серега выключил свет и взобрался к ней. Жадно облапила толстыми ручищами, потянулась к губам У, какие же они жадные, липкие, удушающе напомаженные! И рубаху рвет, не жалея пуговиц, и свой лифчик наизнанку, чтобы шерстью их пощекотать! Бешеная! С шелестом сдвинул вверх подол, с шорохом и скрипом сдернул трусы Люська обмякла, распласталась, закрыла глаза Эй, залетные! Понеслась душа в рай! Только в рай ли? Рай ли это горячее, мокрое, скользкое или все-таки ад? Эвина Джованни Бокаччо! «Броня крепка, и танки наши быстры» так что ли? Или лучше: «Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ» Даешь! Уже дала, а дальше что? Эх, Люська, кобыла ты миленькая! Спасибо тебе от гениального художника Панаева за это временное и ненадежное спасение
Лихо несут залетные, аж в глазах темно. И душно, и жарко, и ничего не страшно, даже конца света бояться не стоит. «Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса, конармейская тачанка, все четыре колеса!» Галька это или Люська, кто дышит в ухо? Ведь все уже было: и пружинный звон, и лязг кровати, и бряканье стаканов, и дребезжанье стекол